В 1992 году Объединённое командование вооружённых сил США представило Конгрессу доклад, в котором на основании анализа внутри- и внешнеполитической обстановки была изложена концепция строительства национальных вооружённых сил. Основным событием международной жизни, определявшим на тот момент расстановку сил в мире, был распад, а точнее, успешный развал СССР.
     Ответом на это событие стал «Акт о свободе для России и возникающих евразийских демократий и поддержке открытых рынков», одобренный Конгрессом США 2 июля 1992 года (далее «Акт-102»). Он появился практически одновременно с Докладом Объединённого командования вооружённых сил. Эти два документа стали руководством к действию для всего американского военно-промышленного, политического, финансового и научного истеблишмента на ближайшее десятилетие, в котором «ненавязчиво» излагались правила поведения и рекомендации о том, как обеспечивать и продвигать в мире интересы Соединённых Штатов.
     Концепция, изложенная в докладе, основана на том, что после распада СССР в мире осталась одна сверхдержава - Соединённые Штаты Америки, которые отныне являются мировым лидером и глобальной стабилизирующей силой. Такой подход предполагает безусловное право вооружённого вмешательства в региональные кризисы, глобального контроля над ресурсами и технологиями, связанными с разработкой и производством современных видов вооружения.
     В основе внешнеполитической стратегии Соединённых Штатов лежит понятие «политика национальной безопасности». После Второй мировой войны понятие «безопасность» (security) было отделено от понятия «оборона» (defense) как комплекс превентивных мер по предотвращению потенциальных угроз. Согласно «Закону о национальной безопасности США» (1947 г.) вопросы обороны находятся в компетенции министерства обороны, вопросами безопасности ведает Совет национальной безопасности. В соответствии с «Законом Голдуотера - Николсона» (1986 г.) он несет ответственность за разработку «стратегии национальной безопасности США».
     С этого времени в американской стратегической культуре произошло разделение категорий «потенциальная угроза» (danger) и «непосредственная угроза» (threat). Противодействие первой осуществляется в рамках политики национальной безопасности; второй - в рамках политики национальной обороны.
     Первый «пул» американских стратегических идей сформировался на рубеже XVIII-XIX веков. Президент Джордж Вашингтон (1789-1797 гг.) выделил двух противников:
     * индейские племена, способные вести войну на американской территории;
     * европейские державы, которые могли использовать колонии в Северной Америке как плацдармы для нападения на Соединённые Штаты.
     Лидер партии федералистов Александр Гамильтон настаивал на необходимости ликвидировать владения европейских стран в Северной Америке. Президент Томас Джефферсон (1801-1809 гг.) утверждал, что главную опасность для США могло бы представлять самое мощное государство Европы, способное предпринять в будущем трансатлантическую экспедицию. Поэтому в рамках «доктрины Монро» (1823 г.) стратегическими противниками Вашингтона объявлялись европейские державы, стремящиеся закрепиться в Новом Свете.
     Второй «пул» стратегических идей сложился в 1865-1890 годах. После Гражданской войны (1861-1865 гг.) возобладала идея о том, что интересы Соединенных Штатов и европейских империй принципиально противоположны. В этом контексте - критика колониальной политики Британии; негативное отношение к Франции из-за её попыток проникнуть в Мексику (1867 г.) и Панаму (1889 г.); неприятие милитаризма Германской империи; негативное отношение к российскому «панславизму» и политике Александра III. Для противодействия европейским империям встала задача проецировать мощь США за пределы Западного полушария.
     Внешнеполитические стратегии республиканских администраций Уильяма Мак-кинли (1897-1901 гг.) и Теодора Рузвельта (1901-1909 гг.) впервые объявили о том, что интересам Соединённых Штатов соответствует сохранение статус-кво в отдельных регионах Евразии.
     Для достижения поставленной цели республиканцы обратились к концепции «морской силы» (sea power) адмирала Альфреда Мэхена. Основой успеха он считал достижение превосходства на море посредством реализации формулы «военный флот + торговый флот + военно-морские базы = морское могущество». В первой половине ХХ века американское стратегическое планирование прежде всего исходило из возможности конфликта с морскими державами (Британией, Германией, Японией, а до 1905 года и с Россией).
     Иной вариант борьбы с европейскими империями предлагали демократы. Ещё в ходе Первой мировой войны администрация Вудро Вильсона (1917-1921 гг.) предложила отказаться от концепции «баланса сил» и признать в качестве критериев международного порядка принципы демократии, коллективной безопасности и самоопределения наций. В модернизированном варианте подобную идею предлагала в годы Второй мировой войны и администрация Франклина Рузвельта (1933-1945 гг.).
     За риторикой демократов скрывались две задачи:
     * подрыв военной мощи европейских империй;
     принудительное разоружение «государств-агрессоров» с последующим переустройством их политической системы.
     Ликвидация военных потенциалов Германии и Японии и их принудительная демократизация рассматривались как позитивные прецеденты.
     Третий «пул» стратегических идей сложился в середине 1940-х годов. С 1943 года Госдепартамент и Объединенный комитет начальников штабов прогнозировали, что в послевоенном мире произойдёт отрыв силовых потенциалов СССР и США от других держав. В 1948 году Совет национальной безопасности сформулировал цели политики в отношении Советского Союза: сужение советской сферы влияния и ослабление (в идеале - демонтаж) советского военного потенциала. Достичь этих целей за счёт прямого столкновения с СССР американские аналитики не считали возможным.
     Отсюда - принятая демократической администрацией Гарри Трумэна (1945-1953 гг.) концепция «сдерживания» (containment) распространения коммунизма, фактически - Советского Союза. Такая стратегия предусматривала:
     * предоставление гарантий безопасности союзникам;
     * проведение силовых демонстраций;
     * выдвижение привлекательной идеологической альтернативы коммунизму.
     В 1950-е годы политика сдерживания трансформировалась в более жёсткий вариант «сдерживания - устрашения» (deterrence). Её суть виделась республиканской администрации Дуайта Эйзенхауэра (1953-1961 годы) как необходимость взять в заложники советский стратегический потенциал для эффективного воздействия на руководство СССР. В дальнейшем речь шла о совершенствовании характера угрозы посредством:
     * перехода к угрозе нанесения контрсилового удара по пусковым установкам (1961 г.);
     * перехода к угрозе нанесения «обезглавливающего удара» по центрам военно-политического управления (1974 г.).
     Представления о стратегических противниках оставались неизменными. Наиболее вероятным считался Советский Союз, способный нанести неприемлемый ущерб территории США. Далее шли военные союзники СССР - страны Организации Варшавского договора. Восприятие КНР менялось от наиболее вероятного противника в Азии (1950-е годы) до «полусоюзника» в борьбе с Советским Союзом (1970-1980-е гг.). Со странами «третьего мира» Соединённые Штаты руководствовались «стратегией домино» (1954): поддержка антикоммунистических движений вплоть до прямого военного вмешательства в случае угрозы их власти.
     * * *
     Нарастание кризиса в СССР и рост антикоммунизма в Восточной Европе поставили перед лидерами США задачу переосмыслить внешнеполитическую стратегию. С 1987 года в американской литературе обсуждался вопрос о «новом мировом порядке». Ведущая роль в нём должна была принадлежать «мировому обществу» (world society), осуществляющему власть на основе либерально-демократических ценностей. В экономике такими ценностями объявлялись свобода торговли, беспрепятственное движение капитала и минимальная роль государства в регулировании экономики («Вашингтонский консенсус» 1989 года). В политике - возможность интеграции СССР в «новый мировой порядок» при условии продолжения руководством демократических реформ и политики разоружения.
     На этой основе в 1989-1991 годах сложился четвертый «пул» стратегических идей. Американские эксперты фиксировали снижение угрозы военного конфликта с Советским Союзом. Но одновременно перед США возникали новые проблемы.
     Во-первых, советский военный потенциал не был демонтирован по образцу Германии и Японии после Второй мировой войны. Россия сохраняла способность уничтожить Соединённые Штаты и вести с ними войну на базе сопоставимых видов вооружений.
     Во-вторых, американцы рассматривали сценарии возвышения других великих держав (прежде всего Китая, Японии и, возможно, Германии). Наибольшую тревогу вызывал рост экономических ресурсов этих государств, но американские эксперты обсуждали и варианты их конвертации в военную мощь.
     В-третьих, союзники США могли поставить вопрос о свёртывании американского военного присутствия на своей территории. В Белом доме с тревогой следили за «Парижским процессом», инициированным Михаилом Горбачёвым (1990 г.), ориентированным на создание безблоковой Европы с ведущей ролью Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ). С настороженностью в Вашингтоне восприняли и Общую внешнюю политику и политику безопасности, предусмотренную Маастрихтским договором Европейского союза (1992 г.). Высказывались опасения и относительно переподписания американо-японского Договора безопасности 1960 года в сторону расширения военно-политической самостоятельности Токио.
     В-четвертых, особое значение стала приобретать проблема «новых вызовов»: региональная нестабильность, спровоцированная агрессией против союзника Соединённых Штатов; нелегальная миграция и этнические волнения; активность террористических сетей; столкновения из-за природных ресурсов; деградация природной среды. Все эти «вызовы» рассматривались американскими аналитическими центрами как сценарии, которые могут повлечь за собой использование американских вооружённых сил.
     На базе этих наработок Совет национальной безопасности представил в августе 1991 года новую стратегию национальной безопасности (СНБ-91) - первый документ, фиксирующий приоритеты США в новом мире. К ним относились:
     * необходимость сохранения американского присутствия в Европе, поскольку сохранилась советская военная мощь;
     * учёт того факта, что Германия и Япония продолжают развиваться как крупные экономические и политические центры;
     * поддержание системы американских гарантий безопасности странам Европы и сохранение НАТО как ключевого механизма трансатлантических отношений;
     * налаживание взаимодействия с КНР при одновременном сохранении гарантий безопасности союзникам в Азиатско-Тихоокеанском регионе;
     * борьба с «новыми угрозами»: распространением оружия массового поражения и региональными конфликтами (прежде всего в Африке).
     Дальнейшие дискуссии сводились к определению инструментов, которыми Вашингтон сможет воспользоваться. Республиканские и демократические администрации колебались между «мягкой» (лидерской) и «жёсткой» (гегемонистской) стратегиями. Но в любом случае стратегическими соперниками оставались страны - оппоненты «нового мирового порядка» и страны, сохранившие потенциал для противодействия Соединённым Штатам.
     * * *
     Распад СССР поставил перед администрацией Джорджа Буша-старшего (1989-1993 гг.) вопрос о характере будущих отношений с Российской Федерацией. С середины 1990 года Белый дом поддерживал руководство РСФСР. Центробежные тенденции в Советском Союзе могли ослабить советский военный потенциал. Призывы Ельцина к приватизации советской государственной собственности были созвучны принципам «Вашингтонского консенсуса». Поэтому после подписания Беловежских соглашений США признали Российскую Федерацию единственным правопреемником СССР.
     В феврале 1992 года президенты Ельцин и Буш заявили о переходе к «стратегическому партнёрству», но не уточнили, на чём оно будет основано. Соединённые Штаты помогли России добиться подписания 23 мая 1992 года Лиссабонского протокола к Договору СНВ-1, по условиям которого Белоруссия, Украина и Казахстан обязались вывезти советское ядерное оружие на территорию Российской Федерации. Джордж Буш-старший заявил в рамках «Вашингтонской хартии» (17 июня 1992 года) о поддержке реформ в России.
     Предоставляя помощь, Вашингтон стремился добиться от нового партнёра уступок по стратегическим проблемам. Договор СНВ-2 (1993 г.) содержал диспропорции в пользу США: принцип «возвратного потенциала» и приоритет сокращения межконтинентальных баллистических ракет, оснащённых разделяющимися головными частями с боеголовками индивидуального наведения, которые составляют основу Стратегических ядерных сил РФ.
     Демократическая администрация Билла Клинтона (1993-2001 гг.) намеревалась добиться уступок от российской стороны и в рамках обсуждавшегося с осени 1994 года проекта Договора СНВ-3.
     Россия, однако, не стремилась радикально и тем более в одностороннем порядке сокращать свой стратегический потенциал. Москва отказалась от первоначального варианта Договора СНВ-2 (1997 г.) и американского проекта СНВ-3 (1999 г.). С 1994 года Кремль все более жёстко возражал против американской политики на Балканах и возможного расширения НАТО на Восток.
     С середины 1994 года начался психологический кризис российско-американских отношений. На официальном уровне стороны отрицали его наличие. Однако Москва и Вашингтон занимали противоположные позиции по большинству международных проблем. Американские СМИ всё чаще писали о «провале демократического транзита в России» и возвращении её к «имперским традициям»; российские - о «системной несовместимости российской и американской культур».
     В таких условиях администрация Клинтона выработала в 1994-1995 годах новую систему приоритетов в отношении России. 5 января 1995 года министр обороны США Уильям Перри озвучил доктрину «взаимно-гарантированной безопасности» (mutually assured safety), которая увязывала американскую ядерную политику с продолжением в России реформ. В случае их провала боезаряды, складированные по условиям СНВ-1 и СНВ-2, должны были быть возвращены на боевое дежурство.
     


     (Окончание следует.)