В Москве в Культурном центре Вооружённых Сил РФ произошло знаменательное событие. Открылась персональная выставка члена Союза художников России, лауреата Государственной премии генерал-лейтенанта в отставке Евгения Андреевича Кузнецова, приуроченная к 80-летию со дня его рождения.
     Самые сокровенные чувства затрагивают произведения этого исключительно талантливого во всём человека, биография которого вместила в себя все судьбоносные события родной страны. В его жизнь прочно вошли и Великая Отечественная война, и участие советских войск в событиях в Венгрии в 1956-1957 годах (где он получил ранение и за отвагу - орден Красной Звезды), и Афганистан, и Чернобыль. За спиной у него - сорок с лишним лет службы в Вооружённых Силах СССР (в десяти военных округах, включая Туркестанский и Уральский, и аж в 23 гарнизонах). Последовательно окончил Киевское пехотное училище, две военные академии - имени М.В. Фрунзе и Генерального штаба (с золотой медалью) и заочно (непостижимым образом выкроив время) - Институт живописи. «Отец солдатам» он был, возглавляя взвод, роту, отдельный разведывательный батальон, мотострелковый полк, дивизию. В штабной своей деятельности прошёл ступени общевойсковой армии и военного округа, вырос до заместителя начальника Главного штаба Сухопутных войск; последняя должность (перед увольнением в запас в 1988 году) - начальник Военно-научного управления Генштаба.
     Главный герой серии его графических работ («Воспоминания о войне») - Солдат. Спаситель Отечества и врагов сокрушитель, про кого гениальный Александр Твардовский сказал вещие слова:
     Богатырь не тот, что в сказке, -
     Беззаботный великан,
     А в походной запояске,
     Человек простой закваски...
     То серьёзный, то потешный,
     Нипочём, что дождь, что снег, -
     В бой, вперёд, в огонь кромешный
     Он идёт, святой и грешный,
     Русский чудо-человек.
     Эти стихи были бы подходящим поэтическим эпиграфом к тематическим выставкам генерала Кузнецова. Всего их проведено свыше 50 - во всех военных академиях и воинских частях Московского военного округа, а также в ряде областных центров. Почти полмиллиона человек имели возможность ознакомиться с трудами баталиста-генштабиста и лирика-акварелиста в одном лице.
     «Что такое летописец?»
     В малахитовой гостиной, где была развёрнута экспозиция, гостей встречал сам юбиляр. Он же по ходу осмотра картин давал яркие пояснения, раскрывая палитру своего творчества. Начало суровой планиды автора отражено на полотне «Сын полка», установленном на декоративном мольберте, прямо у парадного входа. Посреди ещё дымящегося поля боя мальчуган-батареец, присев на станину пушки, что-то кропает на листе бумаги. Рядом усатый старшина чинит сапог маленького размера.
     - Это Михаил Михайлович Слюсаренко, мой добрый наставник, заботившийся обо мне, как о своём приёмыше, - с теплотой, которую не могут унести годы, говорит экспонент. - Он придумал для меня должность... полкового летописца. «А что это означает?» - спросил я Михалыча. «Будешь вести учёт личного состава, а попутно - фиксировать события, можно - рисунками. Ты в этом деле что-то маракуешь?» И, не спрашивая согласия, выдал стопку ватмана. С того дня я по-особенному вглядываюсь в окружающий мир.
     А мы, посетители, переводим взгляд с юного «летописца» (тщательно выписанного масляными красками) на энергичного седого человека, мысленно подмечая одинаково ясные глаза у того и другого.
     На открытии выставки его друзья и соратники выходили к микрофону, чтобы добавить свой штрих к портрету имярека. Много тёплых слов в его адрес сказали председатель МОСХ, народный художник России С.В. Горяев, генералы-ветераны М.Д. Попков, Н.Ф. Кизюн, В.П. Григорьев, военный писатель В.Н. Прокопенко и остальные выступающие. Кто-то из них очень точно подметил: «Евгений Андреевич Кузнецов шёл стезёю служения Родине и искусству, для него это был единый путь».
     Однако, честно признаться, оттачивать художественные задатки действующему офицеру было элементарно некогда. И это объясняет, почему в своё время так и не был снят документальный фильм о генерале, который посвящает свободное время живописи. Сценарий загорелся написать сам Константин Симонов, приехавший в гарнизон Гримма в Группе советских войск в Германии, где Кузнецов командовал 20-й гвардейской дивизией. А потом понял: как ни заманчива интрига, показ на экране двух соединённых поприщ (если, конечно, не фальшивить) станет огромной натяжкой.
     Наш военный профессионал целиком отдался давнему увлечению, лишь когда уволился из армии. Он по-настоящему стал летописцем - иллюстратором героических страниц всего Отечества. Регулярно отправляется в автопробеги, которые совершаются по всем канонам военно-исторических поездок (в районы поучительных боевых действий). Эскизы, сделанные в ходе таких путешествий, легли в основу его картин всех серий («Поля ратной славы», «Битва за Москву», «Воспоминания о войне»). Альбомы этих работ подарены всем ветеранским организациям и школьным музеям Москвы.
     Паломник с мольбертом
     Мне известно совсем немного случаев, когда наш брат-военный, распрощавшись с оружием, с той же уверенностью брался за палитру и кисть. Из художников-передвижников я очень ценю Н.А. Ярошенко. Выпускник Михайловской артиллерийской академии, он дослужился до генерал-майора и в 36 лет вышел в отставку, сменив мундир на рабочую блузу. Как перед иконой замер я, увидев впервые его картину «Всюду жизнь» - в просветлённых лицах матери и ребёнка в зарешёченном окне арестантского вагона проступил передо мной образ Богородицы с младенцем.
     Впору удивиться тому, что лучшие работы нашего современника Кузнецова, тоже из служилого сословия, публика вкупе с искусствоведами окрестила «Иконами русской славы». Вроде бы совсем иного следовало ожидать от советского генерала, взращённого на беспощадном атеизме. А он преподносит нам образцы высокой духовности и христианского миропонимания. И тут нет ничего сверхъестественного.
     Даже в пик отрицания всего и вся, в послереволюционные годы, здравомыслящие люди продолжали исповедовать вечные ценности. Мэтр экспериментальной прозы 1920-х годов Борис Пильняк и тот вложил в уста героя своего романа следующую мысль: «Искусство должно быть героическим. Художник, мастер - подвижник. И надо выбирать для своих работ величественное и прекрасное. Что величавее Христа и Богоматери, особенно Богоматери?»
     Иконопись Кузнецов освоил столь же профессионально, как и пейзажную живопись, как бытовой и батальный жанры. Очень много дала ему дружба с выдающимся церковным деятелем высокопреосвященным Питиримом. Митрополит Волоколамский и Юрьевский пригласил к себе в гости вчерашнего генштабиста, да не на день, а чтобы тот сполна почувствовал благостное уединение. Добровольное затворничество разделил с Евгением Андреевичем его старый друг полковник в отставке А.Я. Вайнер - преподаватель Общевойсковой академии и поэт-самородок.
     - Нам к монастырскому уставу не привыкать, - шутили они меж собой. - Всю жизнь армейские вериги таскали.
     Аскетический «отдых» двух ветеранов нисколько не походил на их прежние отпуска. После заутрени совершали пробежку к озерцу, затем спешили в трапезную (ели вместе с чернецами) - и за работу. Воистину благотворную атмосферу тех недель запечатлел лирический дневник Вайнера, написанный «в лето 1999 года в келье Иосифо-Волоколамского монастыря».
     Блажен, кто посетил обитель,
     Презрев пустую суету,
     Познав святую красоту
     И душ связующие нити...
     Престол владыки Питирима
     Благодеянье источал,
     Там и монашества вериги,
     И тишина, и чистый звон,
     Картины, музыка и книги,
     И Русь, и Русь со всех сторон.
     Художник описал не раз
     Её священные седины.
     Теперь прекрасные картины
     И сердце радуют, и глаз,
     И к небесам возносят нас
     Из мглы навязчивой рутины.
     Продуктивной для Кузнецова оказалась и поездка в Раифский Богородицкий монастырь Казанской епархии. Когда смотришь на его лирические пейзажи, приходит на ум Алексей Плещеев: «И в родине моей узрел я красоту,/ Незримую для суетного ока». Наверное, кисть и перо - всегда союзники в том, чтобы побуждать простых смертных не оставаться слепоглухонемыми к тому, что дорого и свято.
     На сегодняшней, юбилейной выставке (которая, между прочим, продлится до 10 февраля) демонстрируются знаковые работы. Например, графический рисунок «Скорбящая» из серии «Размышления о Победе». С древней треснувшей иконой в руках застыла погружённая в горестные мысли старушка. Прототип её - Дарья Дмитриевна Донцова, потерявшая на войне мужа и сына. Когда всматриваешься в её вычерченный рукой мастера лик, невольно перебрасываешь мостик к иконописным произведениям генерала Кузнецова, таким как «Богоматерь Донская». Благотворный трепет души дарует нам автор.
     Мятущееся творчество - это не про него. Он всегда знает, что делает. И планы у него не случайные, а взвешенные, больше того, они всегда выливаются в комплексную программу, в серийный аспект. Вот что значит оперативное мышление! Сказывается богатейший войсковой опыт, приучивший думать размеренно-глобально, действовать решительно-локально! Вот и в позапрошлое лето вместе с друзьями-единомышленниками Р.Ш. Исхаковым и А.Я. Вайнером он совершил своего рода поэтическую кругосветку. Объехали на машине заповедные уголки, связанные с музой Пушкина, Лермонтова и Есенина. Их маршрут пролёг так: нижегородское Болдино, Тарханы под Пензой, Константиново на Оке... Сколько впечатлений, а главное - прилив творческих сил! Насыщение души, незаменимое при создании эпически-величавых произведений.
     - Чего ради люди ездят в Турцию, в Египет? - недоумевает Евгений Андреевич. - Жрут и жарятся под солнцем - и вся радость! И ведь не заряжаются - ни физически (чужой климат!), ни духовно (иная среда, культура, обычаи!). А в России полно красивейших мест, дающих закалку здоровью и пищу для ума!
     Поэтому совсем неудивительно читать в отзывах: «Восхищён широтой Вашего восприятия мира и явственно выраженным неиссякаемым оптимизмом!» «С Вашей помощью окинул взглядом нашу матушку-Русь. До чего же она прекрасна!»
     Есть ли «муза войны»?
     Особая статья - батальная живопись Кузнецова. Тут, по всему видать, у него свой подход: вначале не выпускает из рук карандаш под названием «Тактика», а уж потом, взявшись за кисть, даёт волю творческому воображению. Что ни говори, а военная школа, штабная культура дают себя знать. Уже на его эскизах с натуры заметна печать добротно проведённой рекогносцировки. Взять, к примеру, его серию «Поля ратной славы». Полтава, Бородино, Брест, Сталинград, Днепр, Берлин - прежде чем перенести на холст места великих сражений, Евгений Андреевич исходил их пешком. Эта группа панно настолько органично вписалась в холл Общевойсковой академии, словно изначально задумывалась как фриз храма боевых наук.
     С той же тщательностью выполнен и свод тематических композиций «Битва за Москву». Мне нравится, как истолковано у Владимира Даля слово «битва» - «брань в больших размерах, где дерутся целые армии, полчища, ополчения». Казалось бы, Кузнецов взялся за непосильный для одиночки труд, задавшись целью создать грандиозный полиптих (т.е. произведения, связанные общей темой). Чего это ему стоило, он рассказывает откровенно, не рисуясь:
     - За три года я исколесил все направления Московской оборонительной и наступательной операций. Перелопатил богатейшие архивы. Беседовал со стариками и сотрудниками местных музеев. Поначалу наметил около 150 сюжетов. Когда поездил, остановился на десяти.
     Только организованность и тот жёсткий режим, который сам для себя установил генерал старой закалки, помогли ему реализовать задуманное.
     Он настолько точно строит перспективу, изображая панораму сражения, что это дало повод некоему недоброжелателю пройтись по его адресу едкой сентенцией: дескать, автор передаёт динамизм боя так, словно наблюдал его сквозь призму танкового прицела. Имярек с издёвкой вопросил: «Что это за дуэт двух муз (подразумевая то, что под каждой картиной после названия помещено подходящее четверостишие, - Прим авт.)? Есть ли вообще такая муза - войны?»
     Кому-то явно не понравилась сия ремарка, и он поспешил напомнить: «Во все времена союз меча и лиры укреплял воинский дух». Кандидат исторических наук полковник в отставке А. Скоромников готов был привести не один факт, подтверждающий: многогранность таланта кадрового офицера - отнюдь не исключение из правил. И другие не удержались как бы от заочной пикировки с недоброжелателем. Горячее заступничество прямо-таки рвёт бумагу в книге отзывов. «Вам, слагающему гимны воинству, одинаково присущи лиричность и эпическая манера». «Это не просто великий труд - это искусство. Таким был, есть и будет советский, русский генерал!» Явно близкий товарищ черканул в ободрение: «Женя, дорогой! Есть две самые великие, благородные и вечные профессии: художника и военного».
     По мнению действительного члена Российской Академии художеств М.И. Самсонова, его коллега в погонах профессионально освоил «довольно редкий и трудный жанр военно-исторических пейзажей, ценность которых - в достоверности и выразительности композиций». В дополнение к сказанному заслуженный художник РФ Наталья Гаттенбергер подчеркнула: «Только человек, накрепко связанный с ратным делом, мог создать такие символические, монументальные произведения».
     Если столь щедры на похвалу даже титулованные мастера искусств, то что тогда говорить о рядовых зрителях. «Потрясающе! Ваша палитра сродни мощным аккордам симфоний «Богатырская» Бородина и «Героическая» Бетховена». А кому-то почудилось иное созвучие: «величавого песнопения и патриотических маршей». Ну а многие не устают величать его мастером фронтовой иконографии.
     Святость подвига
     Неотъемлемое качество Кузнецова-баталиста - умение уловить самый нерв даже известнейших событий. Драматические моменты военных лет у него показаны в их философском осмыслении. Он не только картинно повествует о главном для России, которая в бесконечных марсовых делах отстаивала своё право на жизнь, не просто даёт масштабную трактовку знамения времени. Он убеждает нас: защита Отечества в самом широком значении этого слова и есть главная национальная идея.
     Ярко и эмоционально выразил он своё отношение к военному параду 1941 года. Конечно, опирался на многочисленные описания очевидцев, но отверг точный слепок с действительности. Сумрачным, морозным был день 7 ноября 41-го. К низко нависшим облакам поднимался пар от дыхания многотысячной массы участников и зрителей. У Кузнецова и намёка нет на хмурость погоды и людей. У него дирижабли парят в синеве. Само Небо на стороне праведных воинов! Несмотря на трагизм положения на фронтах, войска пылали духом ратным. Народ - не зеваки! - прорвал оцепление и словно влил свою надежду, свою веру в боевой строй марширующих. Героическая атмосфера как бы захлестнула и Красную площадь, и всю страну, изготовившуюся к невиданным испытаниям. Совсем не случайно живописец поместил среди толпы фигуру гениального учёного В.И. Вернадского (воспринимавшего мирозданье как торжество разума).
     «И к небесам возносят нас» и другие легендарные эпизоды фронтовой эпопеи, для отображения которых художник-самоучка нашёл, кажется, самые подходящие краски. В «святом» образе юной Зои Космодемьянской воспел стоицизм народа, закономерно одолевшего нечестивого врага. Павших смертью храбрых представил не в мученических венцах, а в ореоле славы.
     Демонстрируя свои работы, Кузнецов с привычной для многоопытного генерала чёткостью сообщает данные об оперативной обстановке воспроизведённой им ситуации. Только вводные эти - особого рода. Для каждой аудитории (с учётом возраста присутствующих и уровня их подготовки) он находит наиболее интересные и доходчивые аргументы. Здесь рассказчик в нём соперничает с рисовальщиком, и трудно отдать предпочтение одному перед другим. Очень подкупает эта манера: апеллировать к чувству и разуму, усиливая зрительное восприятие.
     ...Смелой кистью воскресил Кузнецов большое количество малоизвестных событий Великой войны. С передовой позиции в полосе обороны 144-й стрелковой дивизии 5-й армии поступило срочное сообщение, которое взволновало всех. Наблюдатели ужаснулись, воочию убедившись, что гитлеровцы, занимавшие село Ершово, согнали жителей в храм и подожгли его. Разгорался день 4 декабря 1941 года - назревал момент общего контрнаступления, и до времени «Ч» ни одно подразделение не смело перейти к решительным действиям. Но ведь случилось экстраординарное! Неужели же воины допустят, чтобы на их глазах произошло неслыханное злодеяние, чтобы в ужасных муках погибли безвинные жертвы?
     Комдив генерал-майор М.А. Пронин, скованный по рукам и ногам приказом о соблюдении скрытности (в интересах обеспечения внезапности и одновременности нанесения удара), тем не менее счёл необходимым раньше установленного часа двинуть вперёд подчинённые части. Это был действительно безоглядный прорыв немецких позиций во имя избавления от страшной казни родных людей!
     «Атака во спасение» - нечто библейское и даже мессианское заключено в самом названии этой, как, впрочем, и других батальных сцен. На такую высоту поднял сострадающий (а не просто участливый!) художник рвущихся сквозь огонь, презревших инстинкт самосохранения солдат-освободителей. Такой и была та высота! Праведный гнев - это вам не скорбное бесчувствие!
     Кто-то, а генерал Кузнецов (уж я-то его давно раскусил!) на месте Пронина поступил бы точно так же, не думая о последствиях. Остальное нетрудно домыслить. Непосвящённым автор объясняет: после воистину спасительной атаки комдив 144-й и командир полка Кокарев как нарушившие табу были арестованы. Трое суток томительного ожидания расстрела... Их выпустили лишь после заступничества члена военного совета Западного фронта Н.А. Булганина. Оба вернулись седыми.
     «И был всегда самим собою...»
     В кузнецовской галерее, ей-богу, не хватает многих невыдуманных эпизодов, где он мог бы изобразить самого себя главным действующим лицом. Интересный это был бы ряд. Не всякому такое выпадает, когда судьбоносные периоды Отечества становятся как бы испытательными рубежами для тебя самого. А у него этих вех было в переизбытке.
     В 1942 году, будучи сыном полка, 10-летним мальчуганом он принял боевое крещение на позициях зенитно-артиллерийской батареи. В 1943-м Женя Кузнецов - питомец Новочеркасского суворовского училища. После войны - курсант Киевского пехотного училища... Венгрия 1956 года. Афганистан. Чернобыль. Острые ситуации не раз испытывали его умение - всесторонне готовить личный состав и руководить им в смертельно опасной или близкой к тому обстановке. Под его началом были подразделения, части, соединения. Следом - ещё более серьёзные посты: начальник штаба общевойсковой армии, начштаба Уральского военного округа, заместитель начальника Главного штаба Сухопутных войск. И всё это восхождение отмечено - нет, озарено! - энергией творческой натуры. Только боевой практик, одолевший всю многоступенчатость армейской системы, завидно совмещает в себе оперативно-тактический кругозор с окопной приземлённостью. К слову сказать, в сравнении с Кузнецовым сильно обмельчавшими выглядят иные высшие офицеры современности, скачущие по должностям, чины при громадных звёздах и с малюсеньким масштабом ответственности.
     Образно говоря, не диптих, не триптих, а целый полиптих его жизненного пути вобрал в себя все контрасты и оттенки, всю гамму красок и игру полутеней. В свой черёд, опираясь на собственный опыт, он запечатлевает бои и людей, не гонимых в атаку - ведомых верой в правое дело, командирским примером.
     Вроде бы по всем статьям служивый подневольный люд больше, чем кто-либо, стиснут рамками, условностями, нормативами. И вместе с тем военный человек призван быть творцом - любой устав побуждает его к инициативе и новаторству, к оригинальным решениям и действиям. Такой тон в службе и задавал подчинённым Кузнецов.
     С таким начальником легко. Пусть он педант до мозга костей (терпеть не может опозданий, даже на минуту), пусть требует по полной программе, зато подвигает величием функциональных обязанностей, осмыслением их как миссии. Это тоже немалый дар - наполнить обыдёнщину значимыми делами, возвысить ремесло до искусства.
     Просится на холст реминисценция: две фигуры на пункте управления, наблюдающие за динамикой полигонного боя, - Евгений Андреевич в бытность командования 20-й гвардейской мотострелковой дивизией в Группе советских войск в Германии рядом с маршалом бронетанковых войск М.Е. Катуковым (1900-1976 гг.).
     - Мне выпала честь быть знакомым с Михаилом Ефимовичем Катуковым, который на фронте возглавлял прославленную 1-ю гвардейскую танковую бригаду. В послевоенное время Боевое знамя бригады унаследовал 1-й гвардейский танковый полк вверенной мне в 1970-е годы дивизии. Он регулярно наведывался с проверкой, присутствовал на тактических учениях, бывал на огневых городках и танкодроме, - вспоминает Евгений Андреевич.
     Его подчинённые не просто держали экзамен. Заодно с комдивом их охватывал ревностный порыв: не пыль в глаза пускать, а от души потрафить почётному гостю - меткой стрельбой и лихим вождением бронетехники. И, как водится, встречи и проводы сопровождались церемониальным маршем. Нетрудно было понять, какие чувства переполняют бывалого воина Катукова. Наворачивалась у него слеза при виде чеканящих шаг молодых однополчан с опалённым порохом Знаменем во главе строя. Казалось бы, всё, абсолютно всё другое - форма, вооружение, облик солдат, да и номер части поменялся. А всё ж своя, родная танковая гвардия идёт! Вот оно, очарование традиций!
     Неправда, что в суровой прозаике военной службы нет места для поэзии. Давно опровергнуто это не одним поколением подвижников в погонах, способным возвысить будничную деятельность до вдохновенного труда. Вот в чём назначение и высокое призвание «отцов-командиров», а не в одной заботе о хлебе насущном для солдат. Художник тем и отличается от ремесленника, что умеет в своём деле достичь стройности, созвучия и соразмерности, присущих законченному живописному произведению.
     Под стать
     походным алтарям
     Героя моего очерка с понятными оговорками вполне можно отнести к «передвижникам» - по ассоциации с прославленным Товариществом. Известно, что ездившие по России представители самого передового в XIX веке русского изобразительного искусства в своих произведениях настойчиво проводили мысль: народ - главная сила истории и современности. «Галерея Кузнецова» не раз путешествовала по провинциальным городам, добираясь и до глухих гарнизонов. То, что сделал один человек, превосходит результат деятельности целой агитбригады. Выступления даже мэтров творческой интеллигенции нередко совершенно не трогают армейскую аудиторию. У кого из нас не вызывают отрыжку словоизвержения записных декламаторов обкатанных речей?! А тут свой брат, да ещё генерал, думающий о родной стране, а не о собственных благах и болячках. Говорящий выстраданное - а это тебе не прописные истины!
     После встречи с Кузнецовым некоторые резко меняют привычное представление о «человеке в мундире», снимая шляпу перед его талантом и многогранностью личности. Вот тебе и оболганные генералы, жирующие на даровом солдатском труде! Кстати говоря, ни дачи, ни личной машины у Евгения Андреевича нет. Человек с большой широтой интересов и знаний, он и для других щедро открывает эти горизонты. Недаром кто-то написал, что благодаря Кузнецову «за 15 минут объездил пол-России и словно побывал в музее военной истории». Не зря в дни воинской славы России репродукции его картин широко используются в московских школах. Ещё как бы пригодились они и в воинских частях! Жаль, небольшие тиражи не позволяют распространять и там эти альбомы - они, быть может, не меньше нужны ратным людям, чем в старину походные алтари.
     Персональная «битва»
     Убеждённостью своей он завораживает. И вместе с тем далёк от сухого догматизма, голого просветительства. Рубит со свойственной ему прямотой: «История войны настолько утрамбована сегодняшней халтурой и элементарным незнанием выдающихся событий, что дальше уже некуда!» Вспоминает встречу со студентами МГУ, обескураживающие реплики полностью дезориентированного юношества: «СССР напал в 1941-м на Польшу», «Берлин взяли французы», «Сталин всю войну прятался в бункере». Неудивительно: книжные магазины переполнены мемуарами генералов вермахта, монографиями американских, английских военных, а родных, отечественных - кот наплакал.
     Когда задета честь Отчизны, Кузнецов безоглядно идёт в атаку. Незамутнённый взгляд на фронтовую эпопею противопоставляет кривому оку искалеченных негативом (не говоря уже о предвзято настроенных витиях, агрессивно искажающих советское прошлое). Поэтому его вернисажи вполне можно уподобить персональному сражению. Доброжелательные рецензенты едины во мнении: впору устраивать лектории на основе его батальной живописи. Ибо очень важно, чтобы те, кто не пережил военное лихолетье, хотя бы чуть-чуть почувствовали: есть Родина, за которую не жалко умирать. Достаточно ведь у нас людей с неисковерканным сознанием и подвижников, готовых бороться за сердца («высоты, которых отдавать нельзя»).
     Как реализует себя иной отставник? Кресло, телевизор, газета, трёп о политике. Ни дать ни взять старый барин: знай себе поругивает новые порядки да бранит молодёжь за отсутствие идеалов. А как доходит до поступков в интересах общества, сразу норовит отвертеться: мол, пусть другие, кому по штату положено, что-то предпринимают.
     Евгения Андреевича я хорошо знаю несколько лет. Он не просто мой сосед по дому, а генерал, перед которым я преклоняюсь. Он всех сагитировал на облагораживание запущенного сквера. Посадили берёзки, завезли камень закладной, на котором местный художник высек надпись: «60 лет Победы». Он всех поднял на борьбу против строительства высотки на месте вырубленного сада. К нему подступались с угрозами и кулаками, безошибочно распознав в нём лидера: дескать, что, тебе больше всех надо? Надо, ему многое надо: чтоб жила страна родная, не рабски задавленной, а окрылённо-устремлённой в будущее.
     Всегда ли мы отдаём Отечеству заложенное в нас богатство, дар Божий? Помнится, современники так отзывались о поэте Н.М. Языкове: «Рядом с ним стыдно быть не русским!» Точно так же и в поздравлении по случаю дня рождения соратники отметили и бойцовский характер Кузнецова, и его художническое подвижничество, наполненное жизнеутверждающим видением мира.
     ...Жизнь после крушения Советской империи полна немыслимых явлений. Как-то Евгений Андреевич в приватной беседе разбередил свои старые раны: «Представь себе: два моих друга, два генерала, с кем меня связывала долгая служба, оказались по разные стороны линии фронта и с яростью воевали меж собой. Как тебе сюжетец?» Речь шла об армяно-азербайджанском конфликте, нескончаемой распре за Нагорный Карабах. Я согласился: фабула, достойная пера классика. А подумал о настоящем художнике-ратоборце, которого олицетворяет мой старший товарищ. Каким бы лириком он ни был, кисть, заострённая мечом, нет-нет да и будет уводить его к военным драмам. И, слава богу, ничего тут изменить нельзя!