12 апреля 1961 года застало меня в Фергане, куда я, в то время старший лейтенант-инженер, приехал в отпуск с Дальнего Востока, где после Военно-воздушной инженерной академии имени профессора Н.Е. Жуковского служил в одной из авиационных частей Тихоокеанского флота. А само сообщение ТАСС о запуске космического корабля «Восток» с человеком на борту я услышал, гуляя по городу. Тогда, как помните, колокола-репродукторы висели на каждом шагу.
     Человек в космосе! Мне ли, авиационному инженеру, было не знать, что представлял собой этот рывок в просторы Вселенной. Произошло то, что даже в самых дерзновенных мечтах если и представлялось возможным, то в очень отдалённом будущем. Я уж не говорю о самом Юрии Алексеевиче Гагарине, первом космонавте планеты Земля. Гагаринской улыбкой были очарованы не только женщины. Его именем называли улицы, парки, площади, дворцы культуры, корабли. Чуть ли не каждого родившегося в тот год мальчика матери нарекали Юрой. Мало того, как-то прочитал, что одни экстравагантные родители дали своему первенцу не менее экстравагантное имя - Урюрвкос (Ура, Юра в космосе!).
     Лично мне Гагарин представлялся не просто мужественным человеком, а небожителем. Мне и в голову не могло прийти, что через каких-то шесть лет наши пути с ним пересекутся.
     В 1967 году я поступил в адъюнктуру при своей альма-матер - Военно-воздушной инженерной академии имени профессора Н.Е. Жуковского. К тому времени там, помимо узнаваемых и всемирно известных Юрия Гагарина, Германа Титова, Андрияна Николаева, Павла Поповича, Валерия Быковского, Алексея Леонова, учились пока ещё никому не известные Борис Волынов, Евгений Хрунов, Георгий Шонин, Виктор Горбатко.
     Как развитие человечества нельзя представить без освоения космоса, так и выполнение самих космических полётов, испытание новой космической техники немыслимо без участия в них людей, обладающих серьёзной общеинженерной и специальной подготовкой. Поэтому по рекомендации С.П. Королёва все космонавты стали слушателями Военно-воздушной инженерной академии имени профессора Н.Е. Жуковского, где были сосредоточены высокий научный потенциал профессорско-преподавательского состава, уникальная учебно-лабораторная база. Именно «Жуковка» могла обеспечить первопроходцев космоса фундаментальным инженерным образованием.
     Говорили, что С.П. Королёв позвонил в академию и попросил: «Покажите им, что такое находиться в инженерной шкуре. В шкуре космонавта они побывали и считают, что это самое трудное. Пусть теперь познают, что такое труд инженера, в том числе и конструктора, когда цель едина, а путей достижения её множество. И это множество должно представлять собой не ладонь с растопыренными пальцами, а целеустремлённый и крепко сжатый кулак».
     Поэтому и было решено, что дипломная работа слушателей-космонавтов будет комплексной разработкой воздушно-космического аппарата. Ю. Гагарин, например, разрабатывал аэродинамику и динамику, Г. Титов - силовую установку и т.д. Юрий Алексеевич и Герман Степанович опережали остальных своих товарищей, и им отвели отдельную комнату. Мы, адъюнкты, работали по соседству с космонавтами, и нам доводилось часто общаться с ними. А когда те приступили к подготовке дипломных проектов, это общение приняло ещё и деловой характер. Мы нередко консультировали их, оказывали любую другую посильную помощь.
     Юрий Алексеевич свой рабочий день обычно начинал с посещения нашей комнаты. Иногда заходил к нам после занятий, тогда посиделки затягивались допоздна. С присущей ему непосредственностью он рассказывал о своих поездках, встречах. Нужно сказать, что Гагарин, несмотря на праздничную оболочку своих командировок с непременными митингами, цветами и банкетами, относился к ним как к рабочим, ибо все они в конечном счёте работали на страну, на её авторитет и престиж. И всё же из тех, пусть и коротких встреч с космонавтом номер один я заключил, что эта внешняя сторона тяготила его. Главным для него был Космос, к которому он относился вот так же - с большой буквы. А встречи в офицерской среде, подобные нашим, как он сам признавался, служили ему отдушиной.
     Все мы, адъюнкты, вынашивали мысль сфотографироваться с Юрием Алексеевичем. Но службой режима было запрещено проносить в академию фотоаппараты и тем более что-либо снимать. Но кого-то вдруг осенило: в академии есть штатный фотограф Сидорин, вот бы с ним договориться! Договорились. Юрия Алексеевича уговаривать не пришлось. Вначале он сфотографировался с нами со всеми, затем с каждым в отдельности. А после на каждой фотокарточке оставил автограф.