- Константин Яковлевич, каким вспоминается вам 22 июня 1941 года?
     - Очень хорошо помню: тёплый, солнечный был день. Я собирался на свидание с девочкой. И вдруг «тарелка» - репродуктор комнатный - объявляет о выступлении председателя Совнаркома Молотова. Я и не подозревал, по какому поводу. Вышел на улицу, а там люди у репродукторов собрались и слушают сообщение о переводе на военное положение приграничных областей. Врезалось в память объявление мобилизации ряда возрастов начиная с 1895 года. А ещё фраза запомнилась: «Первым днём мобилизации считать 23 июня 1941 года». И женские рыдания у репродукторов запомнились. Но я, как и все мои сверстники, был уверен: война сложится скоротечной, победной и завершится на чужой территории.
     - Наверное, выражение «Со школьной скамьи - на фронт» - это и о вас?
     - Не совсем. Служба моя начиналась под Москвой, недалеко от Раменского. Командиры, да и мы сами, понимали, что десант могут востребовать в любой момент. Кроме того, наставники-фронтовики готовили нас жёстко: они уже знали цену солдатской неумелости. Тем более что речь шла о боях в тылу врага.
     - Тогда, наверное, вы и пережили чувства, о которых рассказали в своём стихотворении «Первый прыжок»?
     - Пожалуй, более подробно и точно эти ощущения удалось отразить в повести «Армейская юность», опубликованной в начале 1960-х годов. Понимаете, в отличие от современных десантников мы прыгали сначала из корзины аэростата, который в просторечии называли «колбасой». Это было гораздо неприятнее, чем прыгать из самолёта. Самолёт - это динамика, тебя буквально выдёргивает в небо. А здесь - шаг в бездонную тишину...
     - Где вам было суждено принять первый бой?
     - Это было в 1943 году. В прифронтовой зоне мы готовились к десантированию в Крым, но нашу часть бросили на освобождение Донбасса. Конечно, мы, практически мальцы ещё, с волнением и жаждой славы ждали такого момента. На деле всё оказалось проще, обыденнее и страшнее.
     - В одном из стихотворений вы говорите, что трус может притвориться храбрым на войне и что подобное притворство может перейти в привычку, которая затем действительно становится храбростью. Это вывод из личного фронтового опыта?
     - Вообще-то точнее будет считать это образным обобщением. Хотя и доводилось наблюдать такое среди бойцов. Бывало, что отчаянно храбрые в боевой обстановке ребята проявляли просто животный страх на парашютных прыжках, хватались за сиденья, когда надо было шагать в небо. Наверное, преодоление страха как раз и есть смелость. А уж как это у кого получается - другой вопрос.
     Победы в бою без победы над собой трудно достичь. Умирать ведь никому не хочется. Тем более в молодости.
     - У вас есть такие строки: «Мой первый ранний друг погиб в бою...» За ними - реальный человек?
     - Да, это Вася Демидов. Он погиб в Венгрии. Фронтовая дружба очень искренняя. Поэтому потеря оставила во мне след на всю жизнь.
     - А как вы встретили День Победы?
     - В бою. В конце войны из десантных частей была сформирована 9-я гвардейская армия 3-го Украинского фронта. Наша часть брала Вену. А в начале мая нас перебросили в Чехословакию. Фашисты там яростно пытались прорваться к американским войскам, чтобы именно им сдаться в плен. 8 мая застало нас в Моравии, в перестрелке с эсэсовцами. Ужас, как не хотелось погибнуть после Победы! Но дрались мы в те дни с невероятной злостью.
     А закончилась война для нашего батальона 11 мая встречей с американцами на мосту через Влтаву. Очень неформальная получилась встреча. Крепких напитков выпито было от души. Американцы при этом были весьма удивлены способностями наших бойцов в этом деле. Один из союзников даже попытался доказать, что в Америке тоже есть крепкие парни: махнул по примеру наших гвардейцев кружку слегка разведённого спирта. Минут через десять его пришлось укладывать в «виллис» в полном беспамятстве.
     - В вашей лирике есть, если так можно сказать, призывные стихи, и многие из них стали песнями. Это так называемый социальный заказ?
     - Я никогда не работал на социальный заказ. Ведь у поэта есть внутренняя потребность выразить стихотворной строкой свои чувства, своё видение событий. Так появились стихи «Алёша», которые потом стали песней. Я Болгарию от немцев не освобождал, но просьба хороших людей из Комитета болгарско-советской дружбы написать о подвиге русского солдата-освободителя стала импульсом, и в памяти ожили фронтовые дороги Европы. Я просто вспомнил своих ребят-однополчан, что полегли за Вислой и Одером. Пожалуй, фронтовая судьба стала основой в моей профессии, да и саму жизнь, наверное, во многом определила. Даже первые мои публикации прошли в военной газете «Красный воин». Потом маститый поэт Михаил Исаковский рекомендовал меня редакции журнала «Советский воин», и через месяц на страницах популярного военного издания появилось моё стихотворение «Простреленный бушлат».
     - А потом песни на ваши стихи пела вся страна. Вы считаете себя поэтом-песенником?
     - Пожалуй, нет. Это ведь особый дар надо иметь. К примеру, как у Михаила Танича. Или у другого моего друга - Лёши Фатьянова. А мои стихи просто нравились кому-то из композиторов, и они перекладывали их на музыку. Первый такой опыт я приобрёл благодаря Марку Бернесу - родилась песня «Я люблю тебя, жизнь». А вот для фильма «Женщины» мы с Френкелем написали «Старый вальсок», можно сказать, по заказу режиссёра. Как бы там ни было, но песенный стих должен звучать по-особому, петься, что ли. И я никогда не думал, что мои стихи станут песнями, которые будут петь и слушать полвека. Это ведь сейчас порою музыку сочиняют «виртуозы», не знающие нотной грамоты. А тексты к песням нередко пишут те, кто и говорить-то по-русски толком не умеет. Раньше этого не было
     - Судя по знаменитой песне «Я люблю тебя, жизнь», вы в молодые годы были оптимистом?
     - Это песня 1956 года. Время тогда было окрашено общими надеждами. А вообще, на мой взгляд, это критики записали меня в оптимисты. На самом деле я, скорее, грустный поэт. Даже, может быть, печальный. Я чаще говорю о потерях, утратах, нежели о радостных перспективах.
     - А не сказывается ли на этом настроении и нынешнее положение поколения фронтовиков?
     - В цивилизованном мире ветераны Второй мировой - и победители, и побеждённые - окружены материальной, моральной заботой общества, а у нас они зачастую предоставлены сами себе. И так было с самого начала, когда после войны мы остро ощутили состояние своей ненужности в мирной жизни. Многие не выдержали тогда этого надлома. Одни спивались, другие замыкались в себе, третьи - и такое случалось - уходили «на кривую дорожку».
     Грустно, что даже через 65 лет после Победы не все фронтовики попали в списки на жильё, телефоны, прочие ощутимые льготы. А сколько их осталось-то?
     Да что там квартиры! Захоронением погибших на войне по большей части занимаются самодеятельные поисковые отряды. А ведь и искать-то особо не надо. Под Ржевом, под Псковом, в Карелии в лес зайдёшь - косточки солдатские на земле белеют. Военные архивы неразобранными тюками с той поры лежат...
     - И тем не менее День Победы - праздник светлый, по-настоящему всенародный...
     - Да, народ считает День Победы одним из самых важных и любимых праздников. Значит, люди признали его своим кровным торжеством. А вот к непосредственным виновникам этого торжества относятся в будничной жизни весьма равнодушно. В последнее время стало проявляться даже ироническое отношение к ветеранам, к этим старичкам, увешанным медалями и значками. Преобладает, наверное, ощущение всенародной борьбы, национальной победы. А седые старики уже совсем не похожи на тех легендарных героев, что победили сильнейшего врага в жестокой битве.
     - А если бы можно было повернуть время вспять, стать тем Костей Ваншенкиным, что, донашивая солдатские шинель и сапоги, раздумывал, а не бросить ли ему престижный геолого-разведочный институт ради стихов? Каким бы был ваш выбор?
     - Совершая те или иные поступки, человек не всегда остаётся единоличным зодчим своей судьбы. Обстоятельства тоже участвуют в этом сложном процессе. Бывает, кажется, жизнь сама тебя ведёт куда-то. И всё у тебя получается само собой. Ведь я не видел себя в мыслях лауреатом премий, не намечал себе, что напишу стихи, которые станут любимыми народом песнями. Не думал, что мои строки будут звучать по радио... Конечно, можно по-разному относиться к превратностям фортуны. Но на свою судьбу мне грех жаловаться. И исправлять что-либо в ней, будь такая возможность, я бы не стал.