- Игорь Анатольевич, наша сегодняшняя беседа будет посвящена военной науке. В каком состоянии она находится? Какова структура научной деятельности в Вооружённых Силах?
     - Руководящим и управляющим органом военной науки в Вооружённых Силах является Военно-научный комитет Вооружённых Сил. Суть реформирования военной науки в том и состоит, что с 1 декабря 2009 года функционирует Военно-научный комитет Вооружённых Сил, который обеспечивает планирование, координацию и текущее руководство деятельностью подчинённых научно-исследовательских организаций, которые находятся в ведении органов военного управления, и научно-исследовательских подразделений высших военных учебных заведений.
     До 1 декабря 2009 года существовал Военно-научный комитет Генерального штаба. Принципиальное отличие его от ВНК Вооружённых Сил состояло в том, что в подчинении у него не было ни одной научно-исследовательской организации (НИО). Он функционировал фактически в режиме экспертно-аналитического центра Генерального штаба и отвечал в основном за ведение, совершенствование нормативно-правовой базы военной науки, решение самых общих вопросов функционирования НИО в правовом поле Российской Федерации. Скажем, к его ведению относились вопросы определения организационно-правовой формы военных НИИ. А основные интеллектуальные ресурсы военных НИО были в ведении и подчинении главкомов, командующих и руководителей центральных органов военного управления. В видах, родах и центральных органах военного управления существовали военно-научные комитеты, которые руководили военной наукой в тех сегментах, за которые несли ответственность.
     - Такая структура была, видимо, достаточно громоздкой?
     - Совершенно верно. Управление наукой было достаточно сложным. Основной системный недостаток заключался в том, что, по сути, начальник Генерального штаба, министр обороны своей науки как таковой не имели. Суть реформы в том и состояла, чтобы сформировать систему, которая осуществляла бы централизованное управление военной наукой, олицетворяла централизованную ответственность за её функционирование. Это стало особенно актуальным, когда мы в 2010 году перешли к межродовым группировкам, к военным округам в новом облике. Создание единого целостного военно-научного комплекса, находящегося в непосредственном подчинении начальника Генерального штаба, министра обороны, стало необходимым. При этом основные научно-исследовательские организации были введены в подчинение ВНК Вооружённых Сил. Сейчас существует 5 укрупнённых научно-исследовательских организаций, подчинённых ВНК, по сферам ответственности. Часть институтов осталась в ведении руководителей органов военного управления в силу их специфики. В высших военно-учебных заведениях имеются научно-исследовательские подразделения, которые отчасти решают вопросы научных исследований в интересах образовательного процесса, но, с другой стороны, тоже занимаются вопросами, относящимися к сфере компетенции целостного военно-научного комплекса Вооружённых Сил. Вопросы, которые мы решаем, прежде всего касаются выработки единой военно-технической политики. Для военной науки основная задача: что, в каких количествах заказать в оборонно-промышленном комплексе. Кроме военной науки вместе с органами военного управления этого, естественно, никто не сделает. Потом уже идёт гособоронзаказ, который вытекает из наших предложений, и госпрограмма вооружений как документ более длительного действия...
     - Каково участие военной науки в разработке оборонной доктрины?
     - В выработке концептуальных документов высокого уровня военная наука просто обязана участвовать. Она, естественно, привлекается к решению этих задач. Так всегда было, есть и будет. Мы анализируем в первую очередь угрозы, проистекающие из освоения потенциальными противниками новых форм, способов, средств вооружённой борьбы. Сопоставляем с возможностями наших Вооружённых Сил. Исходя из этого предлагаем различные направления совершенствования, развития Вооружённых Сил, средств вооружённой борьбы.
     - А под какие угрозы создаётся сегодня новый облик Вооружённых Сил?
     - В последнее время существенным направлением, из которого проистекают угрозы, стали воздушно-космические силы. Хотя у потенциальных противников на вооружении есть и другие средства нападения, ядерного в том числе. Мы прогнозируем, что к 2020 году на вооружении западных стран будет порядка 80.000 крылатых ракет, в том числе порядка 2.000 с ядерным оснащением. Ясно, что такие арсеналы создаются не просто для проведения учений, устрашения. Этими средствами вполне могут наноситься обезоруживающие, обезглавливающие удары. Обезглавливающий удар - это удар по органам управления верхнего звена. Обезоруживающий - средство ответного удара, встречного. Исходя из этого и был поставлен вопрос о создании системы воздушно-космической обороны Российской Федерации, и соответствующие документы были утверждены на высшем уровне. В эту систему будут введены средства, которые обеспечат и обнаружение такого рода ударов, если они будут осуществлены, их парирование, нейтрализацию на самой ранней стадии и при необходимости приведение в действие ответного арсенала ядерных средств, который уже находится на вооружении наших Вооружённых Сил и который появится в ближайшие годы.
     - Вы говорите о задачах обеспечения безопасности России от глобальной, мощной угрозы. Но за последние 20 и даже более лет наша страна сталкивается с совершенно другими способами ведения войны. Будь то война в Афганистане, операции в Чечне и на Северном Кавказе или российско-грузинская война трёхлетней давности. Такого рода конфликты, как наиболее частые и вероятные, учитываются?
     - Конечно, они тоже учитываются. Особенно много информации в этом смысле дал грузино-югоосетинский конфликт. Переход к новому облику на бригадную структуру в значительной степени и был обусловлен тем опытом, который мы там получили. Для такого рода конфликтов нужны гораздо более компактные, мобильные, хорошо оснащённые, обученные подразделения, чем мы имели в прежнем облике. Строго говоря, с момента распада Советского Союза российская армия сокращалась, но сокращение это шло в основном за счёт солдатских должностей. В результате мы получили значительное количество дивизий, в которых несли службу в основном офицеры и какое-то количество солдат. Говорилось, что это мобилизационная база, база мобилизационного развёртывания. В случае необходимости в течение года мы сможем эти дивизии доукомплектовать, дооснастить, с баз хранения вооружений и техники выдать необходимые средства вооружённой борьбы и после этого выдвинуть дивизию в районы возможного применения, где она сможет воевать. Ясно, что для разного рода локальных конфликтов типа грузино-югоосетинского это совершенно неприемлемо. И обе чеченские кампании тоже показали, что мы с огромным трудом из всех округов собирали группировку, которая там решала боевые задачи. Потому начальником Генерального штаба, министром обороны и была взята линия на создание Вооружённых Сил, которые по принципу функционирования были бы изначально боеготовы, не требовали длительного периода докомплектования, дооснащения, доподготовки, слаживания и так далее. А отсюда и межвидовые группировки, которыми являются военные округа нового облика, в состав которых изначально входят и обучаются совместному применению силы и средства Военно-воздушных сил, Военно-морского флота, Сухопутных войск, подразделения обеспечения... В этом смысле военные округа нового облика, конечно, в существенно большей степени ориентированы на эффективное боевое применение в условиях возможных конфликтов по периметру Российской Федерации.
     - Если говорить упрощённо, то из нескольких хорошо притёртых кубиков создаётся необходимая для той или иной задачи межвидовая группировка, способная применить силу в нужный момент в нужном месте...
     - Конечно. Это и есть одно из основных направлений работы военной науки. То есть воздушно-космическая оборона, о которой я сказал, и военные округа в новом облике. Мы должны изначально проработать все вопросы создания в первую очередь системы развединформационного обеспечения новой группировки, сил и средств разведки всех структур, которые входят в военный округ нового облика. Обеспечить их совместное функционирование, использование всех тех средств разведки, которые находятся на вооружении, и после этого обеспечить комплексную обработку того, что они добывают, и доведение информации о противнике до штаба. После чего - совместное применение средств поражения, совместное распределение целей, объектов, подлежащих поражению теми или иными средствами, которые ранее находились в ведении того или иного вида, рода войск. Раньше получалось, что боевую подготовку виды и рода вели раздельно. Каждый по своим планам. А когда наступало время действовать совместно, начиналось слаживание, которое было уже поздно осуществлять.
     - Но ведь даже в частях постоянной боевой готовности всё равно необходимо определённое время для слаживания...
     - Безусловно. Особенно когда они разновидовые. Поэтому очень важно, чтобы военная наука вырабатывала и доводила до органов военного управления свои предложения по организации системы совместного применения, боевой подготовки, материально-технического обеспечения военных округов в новом облике, решению всех вопросов логистики и всего комплекса вопросов, которые вытекают из объединения разновидовых, разнородовых подразделений, воинских формирований в единую структуру под единым управлением.
     - Вы, вероятно, тщательно изучаете опыт действий вооружённых сил других стран, крупнейших во всяком случае?
     - Само собой. При разработке предложений по оптимизации Вооружённых Сил Российской Федерации в качестве исходного материала мы используем сведения о том, в каком направлении, каким путём совершенствуются вооружённые силы зарубежных государств, какие формы, способы вооружённой борьбы они осваивают и реально применяют. Учитываем, какие у них имеются средства вооружённой борьбы, какие принципиально новые средства разрабатываются военно-промышленными комплексами, чтобы исключить прежде всего военно-техническую внезапность, чтобы не получилось так, что в каком-то конфликте у противника вдруг оказывается некое если не абсолютное, то весьма эффективное оружие, которое сводит на нет все разработанные ранее приёмы, способы и формы вооружённой борьбы. Всё это мы получаем, естественно, от соответствующих структур Министерства обороны, внешней разведки. Институты ведут постоянный мониторинг того, что даётся и по открытым источникам, и по закрытой информации. Всё это тщательно анализируется. В частности, издаётся журнал «Зарубежное военное обозрение», в котором систематически анализируют всё, что происходит в армиях ведущих зарубежных стран.
     - При этом можно выявить какие-то, скажем так, любопытные вещи в самых вроде бы незначительных событиях...
     - Да-да, именно... Есть возможность задуматься, в спокойной обстановке проанализировать всё, что происходит. Скажем, органы военного управления призваны постоянно получать информацию из подчинённых, нижестоящих органов, вырабатывать решения, доводить их до исполнителей, формировать, контролировать и так далее. Имеется возможность в спокойной обстановке обработать входящий поток информации, сопоставить его с разработками наших оборонно-промышленных структур, вузов, академической науки, довести какие-то рекомендации, предложения до руководящего состава Вооружённых Сил с тем, чтобы в дальнейшем в научном отношении способствовать принятию адекватных решений.
     - Сегодня у нашей гражданской науки немало проблем с кадрами. А как с этим обстоят дела в науке военной?
     - Конечно, военная наука - один из сегментов всей российской науки. И проблемы, которые стоят перед российской наукой в целом, стороной нас не обошли. Безусловно, начиная с 1991 года имел место существенный отток кадров из исследовательских организаций Министерства обороны. Хорошо, если они уходили в оборонно-промышленный комплекс и в принципе не были в стороне от решения задач по созданию новой, более перспективной, совершенной техники. Раньше порядок прохождения службы молодого офицера, пришедшего в военный НИИ, был понятен: он вначале разрабатывал, скажем, какой-то блок, после этого какую-то систему, поднимался до начальника отдела, после этого включался в какой-то ещё более серьёзный участок работы, и всё это, естественно, сопровождалось научным ростом, офицер защищал кандидатскую диссертацию, докторскую. Но, к сожалению, в девяностые годы произошло то, о чём мы все знаем. Тот уровень оплаты труда, который коснулся практически всех военных учёных в то время, вынудил многих уйти из военных институтов, переключиться на бизнес, где они каким-то образом могли содержать семьи, обеспечивать самих себя. Мне всё это хорошо известно, поскольку сам 23 года проработал в одной из научно-исследовательских организаций Министерства обороны. К сожалению, многие талантливые, способные, перспективные разработчики наш институт покинули. Обидно, что многие из них потом объявлялись в оборонном комплексе зарубежных стран. Я знаю, к примеру, сотрудника, который в настоящее время работает в одном из «тяжеловесов» американского ОПК, до этого работал в «Мотороле», где тоже выполнял заказы Минобороны США...
     Тем не менее сегодня высшие военно-учебные заведения готовят своих выпускников на достаточно хорошем уровне. Мы отбираем из них наиболее успешных, хорошо успевающих, как правило, со средним баллом выше 4,5, ближе к 5, получивших дипломы с отличием, имеющих склонность к научной работе, у которых уже в дипломных работах наметились какие-то интересные идеи. Мы наблюдаем за такими курсантами. Ведущие вузы Министерства обороны обеспечивают их надлежащую подготовку. Но надо сказать, что в массовом притоке выпускников вузов в научно-исследовательские организации нужды нет. Поскольку численность этих организаций ограничена, и мы отбираем каждый год в институт порядка 10-15-20 выпускников. Плюс к этому изъявляют желание продолжить свою научную работу и призываются в ряды Вооружённых Сил выпускники гражданских высших учебных заведений, например МГТУ имени Баумана, Московского авиационного института.
     - На каких направлениях мы сегодня однозначно проигрываем, а что видится перспективным, позволяющим нашей армии оставаться действительно одной из сильнейших в мире?
     - Основное направление развития Вооружённых Сил зарубежных стран - переход к способам, средствам бесконтактной войны. В частности, переход к робототехнике в качестве основного средства вооружённой борьбы. Раньше к роботам относились как? Говорили, что необходимо использовать роботы там, где невозможно использовать людей. То есть, например, при разминировании, ведении радиационной, химической, биологической разведки. Сейчас налицо совершенно другой подход: использовать людей только там, где невозможно использовать роботы. Фактически мы идём к тому, что рано или поздно за людьми останется управление массовыми робототехническими группировками, включающими в свой состав беспилотные летательные аппараты, наземные, надводные, подводные средства робототехники, я уж не говорю о космических... Все эти группировки увязаны по информации, по управлению, по средствам поражения, по средствам обнаружения, контроля противника, средствам принятия решений в конце концов. Вот в этом направлении мы видим достаточно системную работу в Соединённых Штатах Америки, других стран НАТО. Это действительно набирает обороты. И мы просто обязаны какие-то ответные шаги предпринимать. Где-то мы в настоящее время отстаём. Мы уже неоднократно говорили: к примеру, по беспилотным летательным аппаратам. Если взять номенклатуру беспилотных летательных аппаратов в вооружённых силах тех же США, то мы увидим там устройства и с дальностью полёта порядка 20–25 тысяч километров, и с продолжительностью полёта более суток, и микроразмерные летательные аппараты взводного применения. Но я не считаю, что это отставание фатально и в этом направлении всё потеряно.
     У нас имеется всё, в том числе в плане научного обеспечения, чтобы сохранить за нашей армией и флотом ведущие позиции в мире, гарантированно обеспечить безопасность государства.