на главную страницу

22 Июня 2011 года

Словами участника

Среда

Версия для печати

Полк погибал, но не бежал...

Полковник в отставке Григорий КУЗНЕЦОВ,
  кандидатисторических наук, доцент.
  Пермь.



     ВЕЛИКУЮ Отечественную войну я встретил 14-летним воспитанником духового оркестра 271-го стрелкового полка 17-й стрелковой дивизии Западного особого военного округа. Полк только что, 18 июня, разместился в летнем лагере в районе западно-белорусского города Лида. Кроме нас здесь было сосредоточено много других пехотных частей. Зато тяжёлой техники, в частности, танков, артиллерии, я что-то не видел.
     22 июня около 11 часов дня в полку объявили тревогу. Прибывший в часть командир дивизии генерал-майор Т. Бацанов выступил перед личным составом и сообщил о вероломном нападении фашистской Германии на СССР, выразив твёрдую уверенность, что враг будет разбит. (Выходит, война шла уже несколько часов, но мы, стоящие у западных рубежей страны, о немецком вторжении ещё ничего не знали.) Не думаю, что наш комдив Терентий Кириллович в тот момент был настроен столь же оптимистично, как пытался выглядеть перед ловящими каждое его слово бойцами и командирами.
     Много позже один из очевидцев расскажет, как комдив, узнав о начале войны, в сердцах воскликнул: «Чем же я буду воевать, подушками, что ли?! Нас убеждали: не поддавайтесь на провокации!.. И что в результате? Ни один снаряд, ни один патрон не позволили забрать с собой. Всё осталось на складах! Не то что воевать - застрелиться нечем!»
     Можно, конечно, вот так с кондачка обвинить генерала Бацанова в неспособности видеть дальше своего носа и даже в преступном бездействии. Но существовало же такое указание - «антипровокационное», и наша дивизия не единственная оказалась безоружной перед лицом агрессора. Мне запомнилась годичной давности публикация в «Красной звезде». Называлась она «Дух наш не был сломлен». Полковник в отставке Александр Марков вспоминает, как ему, лейтенанту-выпускнику, прибывшему 9 июня 1941 года в город Кременец Львовской области в танковый полк на должность начальника артвооружения танкового батальона, командир полка поставил задачу: в полк взамен состоящих на вооружении лёгких танков должны поступить средние Т-34 и тяжёлые КВ, поэтому во исполнение указания сверху боеприпасы из подлежащих сдаче лёгких танков извлечь, упаковать в ящики и сдать на дивизионный склад.
     21 июня вечером добросовестный лейтенант доложил о выполнении задания. Обещанные же тяжёлые и средние танки к тому времени так и не поступили. А утром 22-го поднятый по боевой тревоге полк вышел навстречу противнику без боеприпасов, и тому же Маркову пришлось доставлять их грузовиками со складов вдогонку выдвигающимся к границе танкистам.
     Кто виноват? Ответа на этот извечный русский вопрос мы, наверное, не получим никогда. А вот над другим вопросом - что делать? - задуматься следует. Хотя бы для того, чтобы снова не наступить на те же грабли.
     НО ВЕРНЁМСЯ в 1941 год. С наступлением темноты полк снялся с места и двинулся на запад. К рассвету, пройдя километров 50—60, батальоны заняли оборону близ местечка Трабы. Духовой оркестр во главе с капельмейстером Леонидом Береславцевым прикомандировали к полковому медицинскому пункту. Отныне мы, музыканты, становились ещё и санитарами с задачей доставлять перевязочный материал и медикаменты на боевые позиции и оказывать помощь раненым.
     Утром следующего дня над нами покружили два лёгких разведывательных немецких самолёта. Летали они так низко, что я из своей ячейки различил лицо нагло улыбающегося лётчика. Мне даже показалось, что покачиванием крыльев он поприветствовал меня. За всё время облёта не прозвучало ни единого выстрела. Не стреляли ни немцы, ни мы.
     Но «перемирие» длилось недолго. Час спустя противник открыл такой ураганный огонь из миномётов, что земля, казалось, уходила из-под ног. Вжавшись в дно ячейки, я слышал, как мины проносились над головой. Известные сегодня друнинские строчки «Кто говорит, что на войне не страшно, тот ничего не знает о войне» тогда ещё не были написаны. Но когда годы спустя я прочитал их, то в памяти встал именно тот первый миномётный обстрел 23 июня 1941 года. Страшно было - ужас! Одна из мин разорвалась в расположении медпункта. К счастью, из наших никого не зацепило. Полковая же миномётная рота молчала: не было мин. В результате миномётного обстрела в полку погибли 2 красноармейца, 15 получили ранения различной степени тяжести. Разбиты были десятки армейских повозок, убито несколько лошадей.
     И так продолжалось до 14 часов. Потом наступил двухчасовой перерыв - большая перемена, после чего на смену миномётам пришли пулемёты, которые целых два часа поливали наши позиции. Полк мог ответить огнём только стрелкового оружия.
     Следующее утро также началось с миномётного обстрела. Мощного, как и накануне, но непродолжительного. Появились раненые, и мы, музыканты-санитары, включились в работу. То был день моего боевого крещения. Передо мной разворачивалась отвратительная картина войны: мёртвые и истерзанные тела, кровь, стоны, крики... Что это значило для мальчишки, догадаться нетрудно.
     Тот день ознаменовался ещё и тем, что где-то около полудня к нам в тыл проскочила немецкая боевая разведывательная дозорная машина. Вот тут-то наши не сплоховали. Немец-пулемётчик, открывший на ходу огонь по красноармейцам, был убит, а водителя, пытавшегося скрыться, задержали. Машину пригнали к штабу полка. Там я, горя огнём мщения и дав волю своему мальчишескому любопытству, облазил её, но когда добрался до уткнувшегося ничком окровавленного рыжеволосого пулемётчика, исследовательский зуд у меня сразу же пропал. Это был первый увиденный мною убитый немец. Но далеко не последний.
     Пополудни полк впервые подвергся авиационной бомбардировке. Три «мессершмитта» сбросили на обороняемый полком район десятка полтора мелких бомб. Запомнилось, как красноармейцы ложились на спину и по команде открывали по самолётам залповый огонь из винтовок. Результат оказался нулевым. На следующий день налёт совершили два бомбардировщика, сбросив помимо бомб тысячи листовок-пропусков для сдачи в плен. Последние оказались кстати - пошли на раскурку, хотя был строжайший приказ сдать их и уничтожить. При этих налётах противника установленные на полуторках счетверённые зенитно-пулемётные установки молчали. Из-за отсутствия боеприпасов.
     День 25 июня для полка выдался особенно трагичным. На двух мотоциклах немецкие автоматчики внезапно ворвались в расположение штаба полка, где находились комиссар П. Степанов и ещё два командира. Все трое погибли, убив, правда, одного автоматчика, которого гитлеровцы бросили.
     Затем полк хоронил погибших. Я был со всеми и не сдерживал слёз. Капельмейстер держал меня за руку и успокаивал.
     Накануне 40-летия Победы я направил в «Красную звезду» своё воспоминание о гибели комиссара Степанова, сообщил, что он не пропал без вести, а погиб в бою. Газета опубликовала мою заметку, но никто из родных или близких Павла Захаровича так и не отозвался.
     По возвращении с похорон я шёл позади капельмейстера метрах в сорока. И вдруг рядом с ним разрывается шальная немецкая мина. Я остался невредим, а Леонида Николаевича тяжело ранило. Вечером санитарная машина увезла его в Минск. Так я потерял своего командира-воспитателя, к которому привязался как к отцу.
     В 1957 году благодаря «Красной звезде» и Главному управлению кадров Минобороны я всё-таки нашёл своего капельмейстера. Радости не было конца. Воспоминаниям о первых днях войны, о пережитом были отданы все дни пребывания у него дома в Ростове-на-Дону. Вы, наверное, удивляетесь, откуда мальчишка мог знать и помнить столько такого, что было доступно далеко не каждому взрослому. Это всё - от Леонида Николаевича Береславцева, с тех ростовских посиделок.
     ВСКОРЕ стало ясно, что полк вместе с другими частями Красной Армии оказался в окружении. Помню, как рано утром в глубокие ямы были опущены большие дощатые ящики с ценным полковым имуществом и документами, а может, там было и Боевое Знамя полка. Ямы засыпали, закрыли дёрном с кустарником и молодыми деревцами. Точно так же музвзвод «похоронил» свои музыкальные инструменты.
     Поздней ночью 26 июня полк скрытно снялся с занимаемых позиций и просёлочными дорогами двинулся на восток, передав остатки транспорта крестьянам одной из деревень восточнее Лиды. Вёл полк его командир полковник Архип Иванович Мишагин, бывалый офицер русской армии, прошедший Первую мировую и Гражданскую войны.
     В памяти сохранился бой в окружении, успешно проведённый полком 27 или 28 июня. Были уничтожены две большегрузные автомашины и десятка три немецких автоматчиков. Потерь убитыми полк не понёс, только ранеными. Тот бой я наблюдал со стороны - из придорожного кювета.
     На следующий день в районе города Дзержинска полковник Мишагин разбил остатки полка на группы по 5—6 человек, назначив в каждой старшего, и поставил перед ними задачу самостоятельно пробиваться к своим. Вначале меня определили в группу, возглавляемую ординарцем командира полка (фамилии его не помню). Но потом полковник посоветовал мне остаться на оккупированной территории. Посчитал, видимо, что из окружения, скорее всего, живыми не выйти, а так прибьётся мальчишка к кому-нибудь - мир не без добрых людей - глядишь, и уцелеет. Всё вышло именно так...
     СО ВРЕМЕНЕМ многое стёрлось из памяти, но я помню командира 17-й стрелковой дивизии генерал-майора Т. Бацанова (пропал без вести), командира полка полковника А. Мишагина (пропал без вести), начальника штаба полка майора А. Шрамко (умер от ран в звании подполковника в июле 1944 г.), комиссара полка П. Степанова (погиб 25.06.1941 г.), капельмейстера духового оркестра Л. Береславцева (умер в звании майора в августе 1989 г.).
     Из Центрального архива Министерства обороны на мой запрос о судьбе 271-го стрелкового полка мне ответили, что с июня 1941 г. данных о полку нет. Да и как им быть, если на моих глазах документы закопали в белорусском лесу, где они, наверное, и лежат до сих пор.
     Таковы обрывочные воспоминания о первых днях Великой Отечественной войны. Это были дни страха и даже паники. Полк погибал на моих глазах в боях с превосходящими силами противника, но не бежал.
     


     
ОБ АВТОРЕ. После расставания с однополчанами мальчик пристал к двум женщинам-беженкам с детьми. Сказал, что потерял родителей. С октября 1941 года по январь 1943-го он жил в приютившей его семье Красько. «Глава её Константин Петрович был прекрасным человеком, - вспоминает Григорий Леонтьевич. - Его брат воевал в Красной Армии».
     В начале февраля 1943 года подросший Гриша познакомился с бежавшими из плена красноармейцами, которых Красько укрывал у себя в бане. С ними, несмотря на уговоры хозяев, Григорий ушёл к партизанам: «Проводили меня со слезами безо всякой надежды на встречу. Но мы после Победы встретились, и связь с родными мне людьми я поддерживал до самого ухода их в мир иной в 1990 году».
     О том, как бывший музыкантский воспитанник воевал с оккупантами, став партизаном, свидетельствует боевая характеристика, подписанная 3 августа 1944 года командиром партизанской бригады «Октябрь» И.Ф. Юрченко и командиром партизанского отряда № 4 Ф.П. Зыряновым, одним из тех военнопленных, что скрывались в бане у Красько: «За 1,5 года борьбы в тылу немецко-фашистских войск на боевом счету партизана Кузнецова Г.Л. 3 убитых немецких солдата, 2 подорванные на минах машины и 2 мотоцикла, подорвано около 40 шт. ж/д рельсов, порвано более 35 км телефонной связи, уничтожено 10 телефонных столбов. Принимал непосредственное участие в уничтожении немецкого ж/д эшелона с живой силой и техникой, в захвате конного обоза с техникой и оружием, участвовал в разгроме немецко-полицейских гарнизонов в деревнях Голубичи, Шипы, Беловежье, Подсвилье, Поперно, Новое Село. Участвовал в ночном бою при прорыве огненного кольца блокады немецкими войсками Полоцко-Лепельской партизанской зоны в ночь с 4 на 5 мая 1944 г.».
     За отличие в боях в тылу врага, полученные ранение и контузию Г. Кузнецов награждён орденами Отечественной войны I и II степени, Красной Звезды, медалями «За боевые заслуги» и «Партизану Отечественной войны» I степени.
     После освобождения Белоруссии от немецко-фашистских захватчиков в декабре 1944 г. Григорий Кузнецов вступил в ряды Красной Армии, и 43 года его жизни связаны со служением Родине в Вооружённых Силах СССР. Военную службу закончил в феврале 1987 г. начальником кафедры общественных наук Пермского высшего военного командно-инженерного Краснознамённого училища ракетных войск имени Маршала Советского Союза В.И. Чуйкова. За большой вклад в подготовку и воспитание офицеров-ракетчиков награждён орденом «За службу Родине в Вооружённых Силах СССР» III степени и ещё одной медалью «За боевые заслуги».
     Сразу после увольнения в запас был приглашён на работу в Пермскую государственную фармацевтическую академию на должность доцента кафедры философии, где и продолжает трудиться.

     





Назад

Полное или частичное воспроизведение материалов сервера без ссылки и упоминания имени автора запрещено и является нарушением российского и международного законодательства

Rambler TOP 100 Яndex