на главную страницу

13 Июля 2011 года

Читальный зал «Красной звезды»

Среда

Версия для печати

Георгий СВИРИДОВ
ЧЕМПИОН ФЛОТА



     Роман (военные приключения)




     — Когда тебе проиграл, знаешь какая злость меня охватила? Бесился как тигр в клетке, — признался Балкин. — Но когда ты стал всесоюзным чемпионом, первой перчаткой всех флотов страны, сразу успокоился. На душе стало легко. Ты опередил меня и там, в столице. На всесоюзных турнирах я и до призового третьего места ни разу не доходил, хотя и старался изо всех сил. А ты раз — и в дамки! С первого захода и на высшую ступеньку пьедестала почета. Мне даже приятно стало, что проиграл, но проиграл в равном бою и не кому-нибудь, а будущему чемпиону всех флотов Советского Союза!
     Громов слушал молча, не перебивал. Приятно было услышать такие слова из уст трехкратного чемпиона флота. Но как давно все это было! В другой, такой далекой теперь, мирной жизни. А прошло-то всего-навсего чуть больше полугода!
     — Знаешь, Алексей, я газетные вырезки собираю и вклеиваю в альбом. И не только про себя, — сказал Николай. — Тут и про тебя есть. Разные газеты тебя называли одинаково: «Боксер-загадка». Вот полюбуйся, как тебя описала столичная спортивная газета. С подковыркой, но...
     Громов читал в свое время эти язвительные строчки, переживал сильно, а теперь с нескрываемым интересом пробежал глазами знакомый текст:
     «Алексей Громов боксирует с открытым забралом, подняв голову, открыто бравируя отвагой, пренебрегая защитой и, естественно, пропуская большое число встречных ударов. Молодость, конечно, вынослива, но ни о каком спортивном долголетии не может быть и речи, когда боксер превращает себя в ничем не прикрытую, просто не защищенную мишень, и благодаря так называемому умению держать удар добивается победы. На ринг взобрался драчун, загорелый под южным крымским солнцем, который мало знаком с канонами классического бокса, да и вообще, по всей видимости, он с ними не считается.
     Бой ведет однообразно. Какие-то хаотические удары, безудержный напор в движениях, бесхитростно и неудержимо идет вперед.
     Складывается впечатление, что не Громов выиграл бои, в том числе и финальный, а проиграли его соперники. Это никак нельзя отнести к понятию мастерства, если в арсенале боевых средств нового чемпиона имеются лишь одни атакующие приемы и действия, да и те, к слову сказать, не очень разнообразные. Полагаю, что не слишком много стоят успехи мастера, который отрицает в боксе главную основу — искусство самозащиты!»
     — Видать по всему этот газетчик болел за прошлогоднего чемпиона и сильно переживал его поражение, — Николай перевернул страницу альбома. — Вот другой твой словесный портрет и другая оценка. «Комсомольская правда». Почитай!
     Громов узнал и эту статью. Как она тогда его порадовала, вселила уверенность!
     «Стиль Громова внешне как будто бы не эффективен, но зато самобытен и весьма неудобен для его противников.
     Громова узнаешь по почерку, по манере держаться на ринге и вести бой, сразу отличишь его от тысячи однообразных и стандартных так называемых классиков. Его яркая индивидуальность, свойственная любому истинному таланту, неповторима.
     Он подвижен, как ртуть, его обманные приемы, финты корпусом не дают сопернику возможности прицелиться, начать атаку, поскольку никто не знает, когда и какой встречный удар нанесет Громов.
     Новый чемпион несомненно большой мастер контратак и виртуозен в защите. Он агрессивен в своем напоре, можно даже сказать, не переоценивая, что Громов в совершенстве владеет всем арсеналом боксерских атак. Тонкая паутина его тактических приемов, быстрота мышления в бою и редкая способность математически точно чувствовать дистанцию, когда противник рядом, а достать не может, восхищают, а в следующее мгновение перчатка чемпиона уже достигает цели.
     Отличная физическая подготовка, атлетизм и скоростная выносливость в своей совокупности дают то, что и определяет неповторимое мастерство Громова — и скорость, и резкость, и точность.
     Молодой чемпион, боксер-загадка начинает привыкать к победам, утверждаться на большом ринге страны, ему открыт путь к высоким спортивным достижениям».
     Алексей грустно улыбнулся над последними словами. Война все скомкала, перечеркнула...
     — Как думаешь, Леша, кто из этих двух прав? — спросил Николай.
     — Оба, — не задумываясь, ответил Громов. — Сам знаешь, бои разные бывают и по-разному складываются. Одни проводишь легко, на одном дыхании, а другие тянутся, как резина, да и противник оказывается трудным, вязким, тягучим, сковывает, не дает возможности развернуться... Как с тобой в финальной встрече. Напряженный был поединок! Знаешь, Николай, я до самого конца третьего раунда не был уверен в своей победе.
     — Точно?
     — Точно, — утвердительно кивнул Громов.
     — А я, если честно, после второго раунда начал понимать, что мои козыри не проходят. И никак не мог сообразить, почему? Вроде все так и в то же время не так, как хотелось. Ты меня пару раз основательно достал. Да и дыхалка начала подводить, выложился основательно, был как выжатый лимон, и последние минуты держался на одной спортивной злости.
     — У меня такой трудный был бой в Москве, в полуфинале, с чемпионом Северного флота, — признался Алексей. — Сам не знаю, как дотянул, как выстоял. Буквально зубами вырвал победу.
     Громов с интересом перелистывал альбом, на каждой странице которого были вклеены вырезки из местных и центральных газет. Его внимание привлекли стихи.
     — Я наизусть выучил, — негромко сказал следящий за ним Балкин и выразительно, с чувством продекламировал:
     В нас мужество ринги вдохнули,
     Нас бокс, словно сталь, закалял,
     И здесь, где проносятся пули,
     Я в стойку последнюю встал.
     И здесь, на сожженных высотах,
     У города милого стен,
     Я буду всегда патриотом —
     Советский моряк и спортсмен!
     Ни шагу назад! Ни полшага —
     Вот клятва, вот мудрости соль.
     В сердцах наших бьется отвага,
     Отвага — боксерский пароль.
     Не гонг, а орудий раскаты
     Сегодня зовут за собой.
     Вперед же, морские орлята,
     За Родину милую в бой!

     — Хорошие стихи и правильные, — сказал Алексей и спросил: — А кто их написал?
     — Не знаю, но что написал боксер, это без сомнения, — ответил Николай и добавил: — Их нашли в нагрудном кармане офицерского кителя нашего легковеса Игоря Хмельницкого.
     — Как нашли? — насторожился Громов.
     — Игорь геройски погиб в последние дни обороны Одессы... Ему звание Героя присвоили.
     — Я и не знал. Ко мне в госпиталь приходили полутяж Дима Слухов и Дмитрий Васильевич Красников и ничего не сказали про Игоря...
     — Они, может быть, тогда тоже не знали.
     — Скромняга был в жизни и отчаянный на ринге! Ребята даже называли Игоря «первой перчаткой флота по отчаянности», помнишь?
     — Еще бы не помнить! Он одним из первых среди наших боксеров подал рапорт с просьбой направить в морскую пехоту. И на фронте отчаянным был. А солдаты его роты даже не знали, что ими командует знаменитый боксер, чемпион Черноморского флота.
     Алексей невольно припомнил последнюю встречу с Игорем, праздничный бал накануне войны, то, как они со Сталиной вручили Хмельницкому свои награды, а сами закружились в вальсе, совершенно не думая о том, что Игорю тоже хочется танцевать, а не стоять у стены рядом с девушками, ожидающими приглашения...
     Балкин раскрыл альбом.
     — Вот вклеил сообщение из газеты «Красная Звезда». Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Советского Союза младшему лейтенанту Игорю Хмельницкому, посмертно. — Он перевернул страницу. — А здесь Указ о присвоении Геройского звания сразу пятерым морякам — политруку Николаю Фильченкову, краснофлотцам Василию Цибулько, Юрию Паршину, Даниилу Одинцову и Ивану Красносельскому. Тоже посмертно. Они своей гибелью задержали танковый прорыв под Бахчисараем. Хоть и не боксеры, а дрались по-нашему, по-боксерски.
     — Читал об их подвиге, как со связками гранат бросались под немецкие танки.
     — Есть статья и о том, как чемпион нокаутирует фашистские танки. Я место оставил, чтоб поместить Указ о присуждении тебе геройского звания, — улыбнулся Балкин.
     Алексей не успел ничего сказать. В каюту заглянул вахтенный матрос:
     — Товарищ капитан, срочное сообщение!
     — Слушаю.
     — На горизонте показались два самолета. Идут встречным курсом.
     — Наши?
     — Нет.
     — Извини, Алексей, дела, — и Балкин властно и резко скомандовал: — Общий сигнал! Погружение!
     
3

     Подводная лодка двигалась на приличной глубине.
     Перед погружением капитан по общему переговорному устройству обратился к десантникам:
     — Внимание всем! Как можно меньше передвижений и разговоров! Всячески избегать стуков! И ни в коем случае не курить!
     Замолкли вентиляторы и дизеля. Ослаб накал в электрических лампочках. Навалилась тишина. Лишь доносится равномерное тихое гудение электромоторов, приводящих в движение гребные валы.
     Алексей расположился на полу, привалившись спиной к внутренней обшивке борта. Прикрыл глаза, но сна не было. Одолевали думы. Встреча с Николаем Балкиным порадовала и растревожила. Напомнила о прошлом, о жизни, которая ушла в прошлое, как красивый сон. Странно как-то все получается и непонятно. Сплошные кульбиты, да еще с поворотами вокруг оси и с приземлением на задницу. Какой прокурорский служака мог на него «гадкие документы посоставлять»? Спасибо Сереброву и всему развед-управлению, что не дали в обиду, защитили. Главное — живой! Война все перекрутила, перемешала и перепутала. Полгода назад две законные недели на побывку дали, так нет же, не поехал сразу, думал отстоять вахту в воскресенье и махнуть честь по чести! Ан не вышло... И только сейчас выпадает возможность побывать в родном городе. А удастся ли забежать домой? Да и цел ли дом, а главное, живы ли мать и дед Степан? Как они там сейчас? В Феодосию немцы вступили 3-го ноября и почти два месяца хозяйничают там по полной программе.
     Постепенно в отсеке стало жарко, и воздух становился какой-то не такой. Алексей расстегнул ворот. Тишина и нудное равномерное гудение электрических моторов успокаивали и убаюкивали. Кажется, все уснули. Но это только казалось. Десантники, прикрыв глаза, думали свои думки, кто лежа на полу, кто привалившись спиной к соседу, кто прикорнув у торпедных аппаратов. Последние спокойные часы жизни перед неизвестностью. Что их ждет впереди на берегу, в городе, занятом немцами? Они высаживаются первыми. До начала штурма феодосийского порта, задолго до первого броска штурмовых отрядов, которые в эти часы лишь завершают посадку на корабли и выходят в море...
     Вдруг откуда-то донесся глухой, едва слышимый шум и вскоре хлопок, чем-то похожий на далекий разрыв снаряда. Алексей насторожился. Да и не он один.
     — Вроде бомбят, — рассудительно изрек Сагитт.
     — Впереди нас идет еще одна подводная сумбарина, — сказал Серебров. — Может, ее обнаружили?
     Но больше тревожные звуки не повторялись. Алексей почувствовал, что пол под ним плавно качнулся вперед.
     — Дифферент на нос, — сказал Юрченко, не поднимая головы и не открывая глаз, словно самому себе, — лодка пошла на большую глубину.
     — И скорость прибавила, — добавил Артавкин.
     — Вроде спят в глухую. А ушки на макушке, — улыбнулся Серебров и, поднимаясь, сказал Громову: — По времени скоро прибываем. Пойдем к капитану, уточним место высадки. Ты берег знаешь, поможешь выбрать пятачок на суше.
     
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
     1

     Море штормило. День выдался серый, мутный, по-зимнему пронзительно холодный. Тучи плотно залепили небо, лишь кое-где проглядывали вспененные пушистые обрывки, словно ватные клочья, вырванные из старого одеяла.
     Дмитрий Слухов, надвинув черную форменную шапку почти на глаза, оглядывал небо и горизонт. Встречный ветер продувал насквозь, бил в лицо, хлестал по глазам холодными солеными брызгами. Капитан катера не обращал никакого внимания ни на ветер, ни на колючие брызги. Небо его радовало — низкие тучи покрывали море серым пологом, уменьшали видимость и помогали оставаться незаметными для немецких самолетов-разведчиков. А море тревожило. Оно монотонно и безжалостно поднимало боевой тяжело нагруженный корабль, потом стремительно бросало его вниз, и пенистые брызги от очередной волны шумно прокатывались по стальной палубе морского охотника.
     Слухов вел свой катер во главе отряда. Оки везли штурмовые подразделения — десантников-моряков первого броска. Предстояло совершить невероятное, то, что в военной практике никто и никогда еще не совершал: неожиданно и дерзко глухой зимней ночью ворваться в порт противника, высадить штурмовой отряд и, захватив причалы с маяком, обеспечить возможность причаливания крупных кораблей. Дмитрий знал, какие мощные силы готовятся к броску на Крымский берег. У причалов Новороссийского порта стояли два крейсера, эсминцы, многочисленные транспортники, тысячи людей спешили на посадку, громоздились штабеля всевозможных грузов, ждали погрузки танки, пушки разных калибров и даже лошади.
     Здесь же, на причале, случайно Слухов встретился с Аркадием Мокеевым — многократным чемпионом флота в полусреднем весе, командиром главного калибра стомиллиметрового орудия на тральщике.
     — Привет, Дима! — Мокеев, широко раскинув руки, преградил Слухову путь.
     — Аркаша!
     Они обнялись, крепко сжали друг друга в объятиях.
     — Ты тоже туда? — спросил Аркадий, намекая на десант.
     — Да! — ответил Слухов.
     — Порядок!
     — Воюем, Аркаша?
     — Да разве мы воюем? Так, небо коптим. Извозчики-перевозчики. Вот они воюют, — и Мокеев кивнул в строну пехоты, идущей по трапу на корабль.
     — Как я рад встрече, Аркаша! — Дмитрий ласково ткнул друга кулаком в плечо. — Расскажу об этом Алеше Громову!
     — А он разве здесь?
     — В нашем военном госпитале.
     — Не знал, а то бы обязательно навестил. Но сейчас уже не вырваться мне... Как он там?
     — Поправляется, и знаешь, тренируется. Придумал даже упражнения с костылями.
     — Молодчина! Передавай от меня флотский привет и пожелание поскорее вернуться на ринг войны!
     На том и расстались...
     Слухов настороженно смотрел вперед, а мысли уносили его назад, в Новороссийск. Выкроив время, Дмитрий забежал в военный госпиталь навестить Громова. Но Алексея в госпитале не оказалось. Сосед боксера по палате по секрету сообщил Дмитрию, что чемпион тайно сбежал, что за ним прибыла машина и он прыгнул в нее прямо из окна.
     — А ранним утром сюда явились из флотской спецкомендатуры, чтобы арестовать его, и сказали, что он, Алексей Громов, не то дезертир, не то чуть ли не шпион. Все в госпитале переворошили, искали его, а следователь допрашивал каждого, кто лежал в нашей палате, насчет поведения чемпиона и его настроений, требовал вспомнить, как и что он говорил и высказывался, особенно про нашу власть и войну, — поведал словоохотливый раненый.
     Шустрая медицинская сестра, которая приглянулась Дмитрию в первый его приход в госпиталь, рассказала, что все документы Громова забрал и увез офицер из Главного штаба Черноморского флота.
     — Он сказал главному врачу, чтоб тот ни о чем не беспокоился, поскольку старшина первой статьи Алексей Громов выполняет очень важное и ответственное задание командования, — чуть ли не шепотом сообщила девушка.
     Она же рассказала Дмитрию, что вслед за офицером из штаба заявился следователь военной прокуратуры, который, обнаружив, что Громова в госпитале нет, составил протокол, допрашивал раненых и персонал, причем прилюдно ругался и грозил главному врачу госпиталя крупными неприятностями.
     Белиберда какая-то и чушь несусветная! Алексей сбежал из госпиталя? Выполняет какое-то «ответственное задание»? Почему же тогда за ним охотится военная прокуратура? Не знаешь, чему и кому верить. А разобраться толком времени не было. Вот и перелопачивает Дмитрий Слухов в голове разношерстную информацию, вот только толком разобраться в ней никак не может.
     Очередная штормовая волна вздыбила юркий боевой корабль, и ветер швырнул Дмитрию в лицо крупную порцию холодных брызг, возвращая Слухова к действительности, к прямым обязанностям капитана, на плечи которого возложена ответственность за корабль, за его экипаж, и главное, за первый штурмовой отряд морских десантников.
     
2

     За кормой остались бонные заграждения, проходы в минных полях. Из портов Новороссийска, Туапсе и других в открытое штормовое море вышли нагруженные корабли. Их было много. Боевые и транспортные, малые и большие, идущие своим ходом и на прицепе. Огромная армада, чем-то напоминающая неимоверно большой косяк рыб, в котором соседствовали уверенные и степенные белуги, осетры, шустрые лещи, судаки, макрели, юркая кефаль и султанки, — вся эта масса двигалась по направлению к причалам древней Феодосии.
     Впереди, уверенно вспарывая набегающие волны, шел эскадренный миноносец «Шаумян», за ним степенно двигались два крейсера — «Красный Кавказ» под флагом командира десантной операции и «Красный Крым», на борту которого находился командир передового десантного стрелкового корпуса. За ними двигалась целая эскадра транспортных судов и пассажирских пароходов: «Дмитров», «Ташкент», «Кубань», «Шахтер», «Красный Профинтерн», «Жорес», «Ейск», «Ногинск», «Зырянин», «Калинин», «Березин», «Азов», «Фабрициус», «Красногвардеец», рыбачьи сейнера, самоходные шаланды и баржи, баржи на буксире. В кильватере у них шли, тоже с десантниками, эскадренные миноносцы «Железняк» и «Незаможник». По бокам армады на соответствующих курсах двигались два тральщика, прыгая по волнам, преодолевали штормовое море двенадцать сторожевых катеров. Водяные валы накатывались на них и свободно разгуливали по палубам...
     На каждом корабле — большом и малом, повсюду, где только возможно разместиться, расположились десантники, с личным оружием, боеприпасами, гранатами и вещмешками. На палубах — орудия, танки, автомашины, штабеля ящиков, все закреплено и укрыто брезентовыми чехлами. В трюмах, непривычные к морской качке, тревожно храпят и ржут лошади.
     За несколько часов до выхода десантной армады из Новороссийского порта вышли подводные лодки. Их задачи — непосредственная разведка погоды и акватории порта, установка навигационного обеспечения.
     Как только корабли с десантниками выдвинулись в открытое море, на всех кораблях по местной радиотрансляции было объявлено о цели похода. В кубриках и на палубах появились лозунги «Даешь Крым!» Командиры и политработники зачитывали воззвание военного совета к десантникам — красноармейцам и краснофлотцам, командирам и политработникам:
     «В суровый и грозный час нашей Отчизны вы идете на смертный бой с заклятым врагом.
     Смело идите вперед на врага, не зная страха в борьбе, презирая смерть во имя победы.
     Держитесь мужественно, умело, с достоинством и честью, как это подобает пламенным патриотам любимой Родины.
     Выполним приказ Родины!
     Разгромим немецких бандитов!
     Даешь Крым!»
     К вечеру подул северо-западный ветер, который крепчал с каждым часом, шторм зашкаливал отметку в шесть баллов. На крупной волне особенно трудно приходилось малым транспортам и сторожевым катерам. Командующий отрядом капитан 1 ранга Басистый приказал сбавить ход до 14 узлов.
     Вот воспоминание одного из участников десанта:
     «Целый день в открытом море, а оно без конца и края. На верхнюю палубу выходили с опаской. Бушующее море бросало крупный теплоход, как щепку, с волны на волну, то поднимая, то швыряя вниз. Холодный влажный ветер, насыщенный солеными брызгами, пронимал до костей. Гигантские волны, пенясь и грохоча, как бы сливались с низкими клубящимися темными облаками, закрывали горизонт.
     Мимо нас, направляясь к капитанскому мостику, торопливо протопали двое в черных бушлатах. Они, не обращая на нас никакого внимания, на ходу перебросились короткими фразами:
     — Штормяга усилился.
     — Балов семь-восемь, не меньше.
     — Будем болтаться до рассвета, а то и больше.
     Ветер крепчал, волны росли, качка усиливалась.
     Шли, часто меняя курс, чтобы ввести в заблуждение воздушных разведчиков врага, которые нет-нет да и появлялись в редких просветах между тучами, просматривая каждый квадрат водной акватории бушующего моря, нашпигованного минами и шныряющими всюду подводными лодками».
     Успех десанта в Феодосию во многом зависел от внезапности.
     Разведывательное управление флота провело серьезную и кропотливую работу. В кратчайшие сроки были проанализированы все сведения, поступающие из различных источников — от тайных агентов, засланных разведчиков, допросов взятых под Керчью пленных, из трофейных документов, расшифрованы фотосъемки с самолетов. На основании выверенных данных на стол командующему Черноморским флотом лег документ глубокого анализа, который вселял надежду на то, что командование немецких войск не ожидает высадки десанта, дополнительных мер по усилению противодесантной обороны в районе Феодосии немцы и в настоящий момент не предпринимают.
     Шторм и низкая облачность, пронизывающий декабрьский ветер, а еще праздничное рождественское настроение и своевременно предпринятые меры дезинформации усыпили бдительность противника, да и гитлеровская воздушная разведка прозевала движение десантной армады к берегам Восточного Крыма.
     Вот как описывает свои переживания и опасения в тот день и ту ночь Александр Илларионович Зубков, командир крейсера «Красный Крым»:
     «Если бы только немецкому командованию стало известно о предстоящей десантной операции, то оно, едва обнаружив такое скопление боевых кораблей и транспортных средств, могло бы с максимальной эффективностью применить все свои огневые средства, а также минное оружие.
     Кроме того, враг имел большие возможности использовать в качестве опорных пунктов противодесантной обороны портовые строения и сооружения.
     Все это грозило срывом всей десантной операции. Поэтому скрытность ее проведения, дезинформация противника имели первостепенное значение».
     
3
     СЕКРЕТНАЯ ПАПКА

     По плану, утвержденному Ставкой, несмотря на противодействие немецкой авиации и тяжелым метеорологическим условиям, боевые корабли и транспортные суда отряда высадки «А» должны были перевезти главные силы десанта — всю 44-ю армию в полном составе (командующий генерал-майор А.Н. Первушин, член военного совета
     А.Г. Комиссаров) — и в установленный срок высадить их в Феодосии.
     В составе 44-й армии высаживались стрелковые дивизии: 157-я, 236-я, 276-я, 336-я, 404-я грузинская, 390-я армянская, 320-я, 156-я, 9-я горнострелковая, 72-я кавалерийская.
     Кроме них шли на высадку 876-й артиллерийский полк, 477-й гаубичный артполк, 2-й минно-торпедный полк, 24-й танковый полк, 19-й гвардейский минометный полк, 76-й отдельный полк связи.
     На боевые корабли и транспорты были посажены и погружены:
     23.000 бойцов и командиров с вооружением и техникой;
     отдельный зенитный дивизион;
     133 орудия и миномета;
     334 автомашины и транспорта;
     1.550 лошадей;
     1.000 тонн боеприпасов;
     200 тонн продовольствия и фуража;
     другие военные грузы, по усмотрению командования Феодосийской десантной операции.
     Воздушное прикрытие осуществляли 285-й авиационный полк, 27-й истребительный полк, части сил 64-й бомбардировочной авиа-
     бригады, части сил 25-й истребительной авиадивизии, части сил
     62-й истребительной авиабригады.
     
4

     К трем часам ночи 29 декабря 1941 года корабли десанта, не встретив сопротивления противника, преодолели бушующее море, незаметно подошли к Феодосийскому заливу и начали сосредотачиваться, как и было предусмотрено планом операции, южнее Феодосии, у выступающего в море скалистого мыса Ильи.
     Берег был мрачно темен и таинственно молчал.
     Ни огонька, ни звука, только монотонный шум волн. Феодосийский маяк не горел, лишь его темный силуэт просматривался на скале на фоне сине-серого неба как поднятый вверх указательный палец, который словно предупреждал десантников об опасности.
     Что их ждет там, на крымской земле? Какие уловки приготовили немцы? Не заманивают ли в западню?
     На ледяном, пронизывающем до костей ветру стыли сигнальщики и наблюдатели, напряженно всматривались в берег. Они — глаза и уши каждого боевого корабля. Молодая луна, словно испугавшись грозных событий, которые вот-вот начнут разворачиваться в Феодосийском заливе, пряталась за тучи и торопливо катилась к горизонту, стремясь поскорее нырнуть в море. Видимость, и без того плохая, ухудшалась с каждой минутой. Наплывал зарождавшийся в море предрассветный туман...
     Молчание берега тревожило и беспокоило. Не верилось, что немцы ничего не знают, ни о чем не догадываются и ничего не подозревают.
     Капитан 1 ранга Николай Ефремович Басистый нервно прохаживался по капитанской рубке крейсера «Красный Кавказ», изредка поднимая руку и поглядывая на светящийся в темноте циферблат ручных часов. Стрелки двигались, приближая время «X», а доклада ни от разведчиков, ни от гидрологов пока еще не поступало, хотя они уже должны были высадиться из подводных лодок. Басистый снова поднял бинокль и стал всматриваться в темный молчаливый берег.
     Вся ответственность за исход десантной операции взвалена на его плечи. Только он один сейчас может принять решение — отменить высадку или произнести решающие слова приказа, после чего вся армада кораблей придет в движение, загремят орудийные залпы, в сполохах огня и грохоте разрывов тысячи людей ринутся вперед — на таинственно настороженный берег, навстречу смерти или бессмертию...
     Лишь сейчас, накануне начала событий, он осознал и ощутил тяжелый груз личной ответственности.
     А месяц назад все было иначе... Никакой тревоги, никакого беспокойства. Даже наоборот, если говорить честно. Было приятно и радостно осознавать, что именно ему, заместителю командующего эскадрой, а не какому-либо другому командиру доверено командовать такой ответственной и небывалой морской операцией.
     На строго секретном совещании в штабе Новороссийской военно-морской базы присутствовал узкий круг командиров и комиссаров боевых кораблей. Сама обстановка совещания, на котором запрещалось что-либо записывать, была необычной, чувствовалась торжественность момента, ожидание чего-то нового, выходящего за рамки обычных флотских дел. Первые же слова начальника штаба Черноморского флота контр-адмирала Елисеева подтвердили эти предположения.
     — Ставка утвердила наш план и сроки проведения крупной десантной операции...
     Басистый, как и другие командиры, слушал, затаив дыхание. План штурма Феодосии, высадка десанта непосредственно в порту, поражали воображение своим размахом, дерзостью и смелостью...
     — Командовать отрядом кораблей и высадкой десанта в целом, — начальник штаба сделал короткую паузу и произнес: — Военный совет Черноморского флота поручает капитану первого ранга Николаю Ефремовичу Басистому!
     Военный совет поручил, и он же будет спрашивать, — награждать или наказывать... Жизнь кораблей и судьбы тысяч людей сплелись в один узел, и этот узел сейчас в его руках.
     За спиной послышались уверенные шаги. Басистый не повернулся, продолжая разглядывать темный берег.
     — Товарищ капитан первого ранга, поступило сведение от радистов!
     По голосу он узнал Гущина, командира флагманского крейсера «Красный Кавказ».
     — Слушаю.
     — Радисты зафиксировали сигналы нашего радиомаяка!
     Это была первая приятная новость. В короткой фразе спрессована огромная информация, зафиксирован напряженный труд, героические усилия отважных подводников, скрытно доставивших отряд к вражескому берегу, и группы смельчаков, которые в штормовую погоду на надувной резиновой лодке, рискуя разбиться о прибрежные скалы, успешно высадились и установили где-то в расщелине скалы такой нужный радиомаяк. Маленькая, но очень важная деталь, подтверждающая, что план операции выполняется, что сделан первый шаг к успешному осуществлению высадки на занятую врагом крымскую землю.
     — Значит, успели, — произнес Басистый, взглянув на часы. — Молодцы!
     — Впереди зажегся голубой фонарь, — радостным тоном сказал стоявший рядом капитан 1 ранга Андреев, назначенный командовать огнем артиллерийской поддержки десанта.
     — Где?
     — Впереди, слева, под вершиной скалы, — уточнил Гущин.
     — Теперь вижу, — подтвердил Басистый.
     На гранитной скале, уступом выступавшей в залив у самого порта и носившей название Корабль-Камень, яркой голубой звездочкой, торопливо мигая, работал спецфонарь, световые сигналы которого были видны только с моря. Его установили гидрографы, которые высадились с другой подводной лодки и на шлюпке добрались до скалы. Укрепив световой маячок, они поднялись выше по скале и неожиданно напоролись на немецкий блиндаж. В короткой схватке все моряки погибли, а голубой маячок, невидимый с берега, слал и слал свои световые сигналы.
     — Еще один маячок! — сообщил Гущин. — Далеко справа, еле-еле заметный.
     — Вижу, — сказал Андреев, не опуская бинокля.
     — Это на севере, у поселка Каранель, — уточнил Басистый.
     Световые маячки крепко помогли. По ним корабли быстро уточнили свое место расположения, и армада, медленно разворачиваясь, взяла курс на Феодосию.
     «Была не была!.. Сто бед один ответ. Отступать поздно!» — подумал Басистый и, опустив бинокль, отдал долгожданный приказ:
     — Передать всем! Отряду пере-
     строиться в боевой орден!
     Торопливо заработали светофоры. Крейсеры и эскадренные миноносцы легли на боевой курс, не меняя строя. Сторожевые катера и морские охотники дружным косяком отделились от армады, отвернули влево и пошли к берегу. Находясь в тени скал и отвесных гор, они скрытно подходили к Феодосийскому порту, выходили на стартовую позицию перед решающим броском, ожидая условного сигнала о прорыве в гавань.
     Армада кораблей, скрытая темнотой, все ближе и ближе подходила к Феодосии.
     Басистый через увеличительные стекла морского бинокля просматривал далекий берег. Там было тихо, темно и спокойно. Это благодушное мирное спокойствие вызывало у него недоверие и усиливало тревогу. Никак не укладывалось в голове, что немецкое командование ничего не знает и не готовится встретить их убийственным огнем.
     Береговая охрана немцев изредка, через определенные промежутки времени, запускала ракеты. Они огненной струей взлетали ввысь, ярко вспыхивали, повиснув в небе, освещали штормовое море, а потом медленно опускались и исчезали в пенистых волнах... Больше ничего, никакого движения, никакого намека на опасность.
     — Пора начинать артиллерийскую подготовку, — сказал Андреев, но в его голосе звучало не утверждение, а вопрос, обращенный к командиру отряда.
     — Повременим, — сказал Басистый. — Подойдем ближе.
     — Мы уже достаточно близко!
     Басистый сдержал себя, чтобы не ответить резкостью. Не хватало еще поссориться накануне начала операции! «Нервы шалят не только у меня одного», — подумал он.

     (Продолжение следует.)




Назад

Полное или частичное воспроизведение материалов сервера без ссылки и упоминания имени автора запрещено и является нарушением российского и международного законодательства

Rambler TOP 100 Яndex