Безусловно, летопись Ракетных войск стратегического назначения начинается отнюдь не с момента их юридического оформления – 17 декабря 1959 года. У их истоков стояли пропахшие порохом фронтовики, только что вышедшие из боёв. Именно они в оккупированной Германии смогли собрать ракеты «Фау-2».
     Это была непростая задача. Как известно, незадолго до окончания войны из ракетного центра третьего рейха в Пенемюнде командир армейского корпуса ракетного оружия группенфюрер СС Ганс Каммлер эвакуировал всё оборудование в район города Нордхаузена. Однако до того как этот город заняли советские войска, американцы вывезли оттуда ценные архивы, серийные и опытные ракеты, приборы, а также почти всех ведущих немецких специалистов, включая и руководителя работ профессора фон Брауна. Всё, что не смогли взять с собой, они испортили или уничтожили. Группе, занявшейся сбором реактивной техники, которую возглавил генерал-майор Александр Тверецкий, пришлось по крупицам выискивать трофеи. Как муравьи копаясь в руинах заводов, складских помещениях, офицеры пытались найти хоть что-нибудь, относящееся к немецкому «оружию возмездия».
     Мне приходилось изучать рассекреченные архивные документы, однако они кажутся менее интересными, чем воспоминания полковника Георгия Дядина, раскрывающие такие подробности, которые не встретишь ни в одном историческом описании.
     «С большим трудом, – рассказывал он, – мы договорились с американским комендантом города Зондерхаузен, который ещё находился под контролем оккупационных войск США, о разрешении занять лагерь около деревни Берка. Там довольно быстро наладили контакты с американскими офицерами, руководившими сбором и отправкой ракетной техники в США, и они делились с нами тем, что у них ещё осталось... Добрались мы и до Альпийской крепости, но там ничего не удалось достать, так как зона эта очень строго охранялась специальными американскими подразделениями. Побывали и в Бад-Захсе, в учебном ракетном центре, где по «доброте душевной» за многочисленные подарки и сувениры американцы отдали нам комплект эксплуатационной документации для подготовки и проведения пуска ракеты «Фау-2». Там же удалось выпросить и комплект стартового оборудования... Он размещался на нескольких автомашинах. Ночью мы перегнали их в лагерь «Берка».
     Как свидетельствуют архивы, воссоздавать первые ракеты нам пришлось из разрозненных деталей, приборов и чертежей, разбросанных по всей Германии, Австрии и Чехословакии. Ни одной полностью собранной боевой ракеты «Фау-2» нам так и не удалось заполучить в качестве трофея: только учебную, в Бад-Захсе...
     И всё же разбросанным по частям наследством Вернера фон Брауна подчинённые генерал-майора Александра Тверецкого, сформировавшего первое ракетное соединение уже через год после Великой Отечественной, распорядились по-хозяйски. Они не только перевели эксплуатационную документацию, собрали технику, но и досконально изучили её, а затем шестью эшелонами доставили из Германии в астраханские степи. Не стоит умалять заслуг и представителей промышленности. Кстати, чтобы не выделяться, они тоже носили военную форму. За это фронтовики называли их профсоюзными офицерами... И всё же без них было никак не обойтись, сроки-то поджимали...
     Уже 18 октября 1947 г. ракетчики успешно провели первый пуск «Фау-2», а через год стартовала отечественная ракета Р-1 конструкции С.П. Королёва. Народ и не знал тогда, что ракетчики Тверецкого под руководством Королёва и Вознюка ознаменовали тем самым начало ракетно-космической эры. Оружием первого соединения были баллистические ракеты дальнего действия, в то время не делившиеся на тактические, оперативно-тактические и стратегические, начиная от трофейной «Фау-2» и отечественных Р-1, Р-2, Р-5 и Р-5М. Чуть позже разработали «изделие» средней дальности Р-12, вызвавшее переполох за океаном во время Карибского кризиса. Все эти ракеты поставили точку в истории первого ракетного соединения. Как ни печально, в преддверии распада СССР 24-я дивизия была расформирована.
     Тайное стало явным
     15 июня 1947 года был получен приказ о передислокации бригады особого назначения из города Зондерхаузена в село Капустин Яр. Однако многие офицеры даже не догадывались о том, куда едут. Всем было известно лишь, что отправляются на Северный Кавказ, да и об этом запрещалось говорить во всеуслышание... Так, перешёптывались между собой, тиражируя слухи и догадки.
     Ракетчики наспех разобрали щитовые бараки концлагеря «Дора», погрузили их на платформы, собрали скудные пожитки – и прощай, Германия! Однако в пути, уже в Бресте, поймав по радио «Голос Америки», они вдруг услышали свои фамилии.
     – Надо же, это про нас!
     – Не может быть!
     – А ведь и правда! – перебивали друг друга сослуживцы.
     Слегка приглушённый помехами баритон диктора сообщил, что офицеры стартового дивизиона под командованием генерала Тверецкого направляются на русский полигон Капустин Яр.
     – Эх, где же это, хлопцы? – пронеслось в вагоне.
     – Где-где... в Караганде, – оборвал кто-то гомон.
     Долго затем искали на карте доселе незнакомое село, да всё никак не могли найти. «А может быть, всё-таки деза? – всё ещё надеялись они. – Да вроде бы не похоже...»
     Затем из охрипшего динамика офицеры узнали, что Соединённые Штаты обустраивают свой полигон во Флориде, на мысе Канаверал, а немецких конструкторов-ракетчиков разместили в городе Хантсвилл, что в северной части штата Алабама. Кстати, о том, что Запад в сфере ракетостроения был впереди, мы тоже узнали из американской прессы. Она неугомонно трубила о том, что летом 1946 г. США провели испытания немецких «Фау-2».
     В СССР это вызывало обеспокоенность. Медлить было опасно. Поэтому командующий артиллерией Вооружённых Сил главный маршал артиллерии Николай Воронов вместе с докладными записками регулярно отправлял Сталину ворох западной периодики. Следил за ней и Сергей Павлович Королёв, находясь в Германии. Особенно внимательно читал статьи Вернера фон Брауна. Как только они появлялись в газетах, тут же приглашал переводчика...
     Да, это не курорт...
     После Саратова поползла за окном монотонная степь... Ну вот уже и Верхний Баскунчак. Ни деревьев вокруг, ни кустарников. Да, это не курортный городок Бляйхероде... Невольно вспоминались всем уютные улочки Унтере Гауптштрассе, Партие ам Кляйнен Вассерфаль, отель «Цум Бюргерхоф».
     В станции-бараке – буфет, а в нём шаром покати... Кто-то в шутку назвал его рестораном «Вайсрозе», однако остальным было не до смеха. Повсюду пыль взметается вихрем, надо бы разгружаться, а рампы для разгрузки нет...
     Далеко не сразу степь превращалась в полигон. Спасало то, что во время обороны Сталинграда для снабжения города через Саратов протянули железнодорожную ветку (Верхний Баскунчак – Паромная). Как мираж в знойном мареве теперь стояли там спецпоезда, которые назывались экспедициями. Вспоминая то время, сам начальник полигона генерал-лейтенант Василий Вознюк так писал о будущей столице стратегических испытаний: «Голая степь, полынь, рогачка и верблюжья колючка, изредка мелькнёт молочай. Земля – в трещинах от жары. В течение лета почти нет дождей, и если иногда набегут тучи и загремит гром, то капли дождя не доходят до земли, испаряясь в воздухе...»
     В селе Капустин Яр не осталось ни одного дома, где бы не проживали офицерские семьи: и сараи, и летние кухни тоже были заняты. Многим ракетчикам приходилось снимать угол в окрестных деревнях. Даже штабы поначалу разместили в школе. Словом, степь превратилась в военный лагерь.
     Тогда-то все и оценили предусмотрительность генерал-майора Тверецкого, приказавшего разобрать те самые бараки для военнопленных, находившиеся около подземного завода. Именно в них-то и переселились штабы, а затем и столовые.
     Офицеры месяцами не видели своих жён и детей, пропадая на площадках. Всё тогда было подчинено одной-единственной цели: до октября построить стенд для испытаний ракетных двигателей, стартовую и техническую позиции, ангары для хранения ракет и, наконец, провести пуск.
     «Покажите
     мне Гинзбурга...»
     Стенд для огневых испытаний ракет был построен на крутом склоне оврага. Теперь предстояло опробовать все системы, механизмы и агрегаты ракеты, но не в полёте, а на земле. Как вспоминают ветераны, несмотря на кажущуюся надёжность мощной стальной металлоконструкции, у них закрадывались сомнения: а выдержит ли сам стенд? Не вырвет ли громадная сила двигателя ракету из его «объятий»? А вдруг ракета сожмётся в лепёшку? Оно и понятно, ведь подобные испытания проводились впервые...
     Волновались все, а генерал-майор Тверецкий не находил себе места, бегая от одного расчёта к другому, проверяя, правильно ли они работают.
     Заправка горючим прошла нормально, приступили к заправке окислителем. И вот тут-то появился «бобик», как ракетчики называют возникновение какой-нибудь неисправности. Насосы работают, а окислитель в ракету не поступает.
     Сергей Павлович Королёв сразу же почувствовал неладное. Он побледнел, но не проронил ни слова. Его напряжение передалось всем, кто находился рядом. Неужели придётся всё начинать сначала? Но тут нашёлся Владимир Павлович Бармин – главный конструктор наземного оборудования. Он предложил создать для насосной станции гидравлический поднапор, то есть перекачать в основную цистерну остаток окислителя из резервной. Теперь можно было спокойно выдохнуть. Не прояви он смекалку, огневые испытания пришлось бы отложить...
     Казалось, что ночь подкралась совсем незаметно. Ну наконец-то сейчас всё и начнётся. Офицеры, как на смотровой площадке, расположились на противоположном склоне оврага. Высокое звёздное небо дышало холодом, а в темноте с трудом просматривались заправочные агрегаты, покидающие площадку.
     Спрятались в укрытии расчёты стартовой команды, и степь замерла в ожидании.
     Звучит команда «Ключ – на стрельбу!»
     Проходит секунда, другая... Почему же медлят операторы в бронемашине пуска? И вдруг из сопла вырывается столб огня, обжигающий дно оврага. Дрожит земля, вибрирует стенд, но могучая конструкция не выпускает ракету. Сквозь нарастающий грохот и гул с трудом слышатся отрывистые доклады: «в норме», «в норме», «в норме»...
     – Сергей Павлович, а не пора ли выключать? – спрашивает оператор.
     – Да... задумался я, – тут же встрепенулся Королёв. – Вот это сила! – удовлетворённо произнёс он, взглянув на часы. – Выключить двигатель.
     Хлопок. И стало так тихо, что слышалось дыхание каждого, кто находится в бункере.
     – Я бы испытал его и раньше, ещё в Германии, – тут же посетовал Королёв, – если бы это было в моих руках. Ну ничего, проведём лётные испытания, а затем начнём и свои ракеты делать...
     Впрочем, там, в бункере, как написал затем в своих мемуарах участник первого пуска полковник Георгий Дядин, не обошлось и без курьёзов. Дело было так. После заправки ракеты объявили минутную готовность. Дошла очередь до последней команды «Зажигание – предварительная». Однако ракета не запускалась... Медленно тянулись минуты напряжённого ожидания. Слово «зажигание» пронеслось по бункеру, как заклинание. И в этой грозной тишине раздался возмущённый голос генерал-полковника Ивана Серова: «Что, спирт поджечь некому? Шест с паклей возьмите – и вперёд». Ракетчики понимали, что осталось бы от того, кто последовал бы совету. Все отворачивались, чтобы скрыть улыбку.
     – Кто отвечает за цепь включения зажигания? – разорвал тишину грозный голос маршала артиллерии Николая Яковлева.
     В ответ прозвучало: – Гинзбург.
     – А ну покажите мне этого Гинзбурга, – зловеще потребовал Серов. Эта фраза потом на долгие годы превратилась в полигонную поговорку.
     К счастью, неисправность тут же устранили, и ракету запустили. Первые стендовые испытания «Фау-2» прошли без замечаний. Главное, выдержал только что построенный стенд. Нагрузки всё-таки нешуточные – ракета стремилась оторваться от стенда с силой в 26 тонн. Все воодушевились, и Гинзбург отделался лишь испугом, а ведь в те годы всё могло быть...
     Закуска для пуска
     Стартовая команда была укомплектована в основном военнослужащими бригады особого назначения, сформированной ещё в Германии. Стартовики проработали с гражданскими специалистами-ракетчиками в институтах «Рабе» и «Нордхаузен» почти весь 1946 год, всё изучили досконально. Но так как испытания были совместными – промышленных министерств и военного ведомства, то в стартовую команду решено было включить наиболее подготовленных специалистов из «оборонки».
     Как вспоминает Георгий Дядин, незадолго до первого пуска «Фау-2» прилетели на полигон стартовик капрал Фриц Фибах, гироскопист Курт Магнус и специалист по системе управления Ганс Хох. Во время полёта сопровождающий «товарищ» усиленно спаивал их, чтобы они не могли вычислить, где же находится этот Капустин Яр. Однако даже в таком состоянии немцы работали со знанием дела. Наши офицеры пристально следили за ними, запоминая каждое действие...
     Утро 18 октября выдалось чистым, солнечным и холодным, лучшей погоды нельзя было и пожелать.
     На пусковом столе одиноко стояла ракета, связанная с наземным электропусковым оборудованием жгутом кабелей... Георгий Дядин доложил о том, что бортовые батареи в норме. Объявляется пятиминутная готовность. Взвиваются вверх три красные сигнальные ракеты, включается сирена.
     Сергей Павлович Королёв командует оператору Николаю Смирницкому: «Трал на борт», «Протяжка», «Ключ на стрельбу».
     – Пульт в норме, – следует доклад, – исходные положения датчиков записаны. Трал работает нормально. Готов к пуску ракеты.
     – Включить предварительную, – поступает очередная команда.
     – Есть предварительная.
     Но изделие даже не шелохнулось, только из сопла камеры сгорания вырвалась небольшая струя дыма.
     Сергей Павлович, – говорит оператор, – не сработало пироустройство.
     Из бронемашины, находящейся неподалёку от стартовой площадки, выскочили Леонид Воскресенский, Георгий Дядин и Григорий Анисенко. Они бросились под дымящуюся ракету...
     Только запыхавшиеся герои вернулись в укрытие, как раздался телефонный звонок. Королёв передал трубку Леониду Воскресенскому.
     – Тут мы заменили «зажигалку»,– отрапортовал тот, ещё не отдышавшись от быстрого бега, – но при этом так надышались горячими парами спирта, что хочется немедленно чем-то закусить. А здесь, к сожалению, ничего нет. Василий Иванович, надо бы на будущее предусмотреть.
     – Вы, как всегда, с иронией, – осерчал начальник полигона, – и тут же, улыбнувшись, добавил:– Подумаем... Снова в воздух уходят «сигнальные», звучит сирена. Королёв опять подаёт команду «Предварительная». Проходят секунды, и вдруг из сопла двигателя вырывается столб огня и дыма.
     Главная, – командует Королёв.
     Ракета окутывается дымовой завесой. И вот уже, слегка покачиваясь, начинает подниматься.
     Вознюк доложил председателю Госкомиссии, что ракета, запущенная с Государственного центрального полигона в 10 часов 47 минут по московскому времени, достигла намеченной цели.
     Кстати, участие Николая Смирницкого в первом пуске ракеты «Фау-2» запечатлено и в кинохронике Минобороны. К сожалению, из-за режима секретности, снимать можно было только с разрешённых ракурсов, и не каждый сумел бы узнать его и всех других в той документальной картине... Однажды он сам присутствовал на просмотре. С волнением и гордостью обратился Смирницкий к сидящим рядом молодым офицерам: «Внимание, сейчас увидите мой палец, нажимающий кнопку «Пуск». И было тут чем гордиться: ведь он стал первым оператором в нашей стране, запустившим баллистическую ракету.
     Впоследствии очевидцы события будут неоднократно рассказывать о первом пуске в газетных и телевизионных интервью. Что-то осталось в официальных архивах, что-то на страницах многотиражек, но меткую фразу «про закуску» до сих пор не забыли...
     Принимай гостей,
     Москва-400
     Офицеров, направленных как в 22-ю бригаду особого назначения, так и на полигон, ещё в училище тщательно и скрытно отбирали сотрудники Главного управления кадров. Отбор шёл на адрес Москва-400. Однако при распределении никаких «сюрпризов» для лейтенантов не было. Всё как бывало из года в год: в округах их растасовали по разным частям. Вот только через два месяца самых толковых потребовали откомандировать в Москву-400 (кстати, многие тогда считали, что это действительно Москва). Командиры частей, которые промедлили с выполнением этого приказа, тут же получили строгий выговор. Безусловно, этих перспективных юнцов подозревали в родстве чуть ли не с самим министром обороны. Где это видано, чтобы за лейтенанта так хлопотали инстанции. Разве мог тогда кто-то предположить, что в действительности ожидает этих ребят?
     «Москва-400» затерялась в в стороне от «больших» дорог. Никто толком и не знал, как туда доехать. Одни прокладывали маршрут через Астрахань, другие отправлялись в Саратов, а третьи полагали, будто бы самый короткий путь пролегает через Сталинград. Оно-то, может быть, и так, да вот только из Сталинграда нужно было перебираться на левый берег Волги к железнодорожному тупику. От него до Баскунчака тянулась одноколейка, в войну построенная наспех. А там железнодорожная станция в бескрайней степи: товарный вагон без колёс. Паровоз приходил раз в сутки, вне всякого расписания. Кряхтя и надрываясь, он тянул за собой сотню вёрст, словно из глубины веков, пять пассажирских вагонов ещё дореволюционной постройки. Останавливался по желанию машиниста: ни сёл, ни полустанков не было в округе. Конечная станция мало чем отличалась от предыдущей. Точнее, она ещё больше походила на сарай! Ближайшее село укрылось в низине реки Подстепки, поэтому со стороны станции его никак не разглядеть даже в бинокль. Повсюду бесконечная, безжизненная степь. И никаких строений до самого горизонта. Такая была она, Москва, «четырёхсотая», столица стратегических ракетчиков!
     В летний зной клубились над полигоном облака сизой пыли. Малейший ветерок – и небо застилалось туманной пеленой. Потому-то и форма в считаные дни, немного полиняв от солнечного зноя, приобретала серо-желтоватый оттенок. Песок неприятно скрипел на зубах, оседал в волосах, набивался в карманы. Оттого-то в шутку прозвали Капустин Яр пылегоном.
     Прибывающих офицеров регистрировали в отделе кадров полигона и направляли в распоряжение командира 22-й бригады. Большинство из них сделали потом блестящую карьеру потому что на самом деле не искали тёпленьких, пригретых мест в штабах и службах. Как вспоминают ветераны, лейтенанта Юрия Яшина направили в 4-ю огневую батарею первого ракетного соединения, которая принимала технику немецкого комплекта «Фау-2» (А-4). И будущий генерал армии бился тогда над установщиком ракеты, работающим на бензине. Ну никак не заводился он на морозе... Капризный попался агрегат. Ничего не поделаешь: es ist in Deutschland gemacht! Эх и намучился с ним тогда Яшин, проклиная всё на свете.
     Трудность состояла ещё и в том, что все описания были на немецком, а методом «тыка», без инструкций сложно было в тонкостях разобраться. Так, принимая машину подготовки и пуска, офицеры не досчитались одного наименования. Как же так, ЧП! Целую неделю комиссия разбиралась, куда исчез этот засекреченный прибор. Знать бы ещё как он выглядит, а то ведь ни слуху ни духу. Оказалось, что «пропал» шильдик – металлическая пластинка с номером КУНГа, прикреплённая на стене внутреннего кузова машины. И зачем его было вносить в опись? Но на то они и немцы, педанты.
     «Медвежий» угол
     С 1952 года 22-я бригада особого назначения РВГК (с марта 1953-го – 72-я инженерная бригада) разместилась в старинном селе Медведь, затерянном на просторах Новгородской области, на казарменных фондах старых времён.
     Оперативными планами предусматривалось развёртывание бригады в секретных районах для участия во фронтовых операциях. Соединение не имело на руках боезапаса ракет, головных частей и ракетных топлив. Они хранилось на арсеналах и базах Министерства обороны. И только в угрожаемый период прямо перед началом боевых действий они должны были централизованно поступить в войска. Поэтому пристальное внимание уделялось тактико-специальной подготовке отдельных инженерных дивизионов, регулярному проведению пусков ракет Р-1, Р-2 и Р-5 с «пылегона» Капустин Яр.
     Однако отсутствие боезапаса непосредственно в бригаде, уязвимость транспортных магистралей и баз не только от ядерного, но и обычного оружия существенно снижали эффективность боевого применения ракет дальнего действия. Ракетные соединения были накануне ломки старых традиций, несовместимость которых с боевыми возможностями ракетно-ядерного оружия становилась очевидной. Требовались войска постоянной боевой готовности.
     Назад в Германию...
     Весной 1958 г. один из дивизионов соединения выехал в лагерь на Липовую гору под Лугой, где начал осваивать новую ракетную систему Р-5М: на вооружение бригады впервые поступала система с ядерной головной частью. Осенью офицерам предстояло пустить эту ракету в выжженной астраханской степи. Кстати, в Капяр они прибыли сразу же после того, как его посетил Хрущёв. Неудивительно, ведь именно тогда решался вопрос о создании Ракетных войск стратегического назначения. Многое зависело от этих пусков, и офицеры не подкачали.
     Ещё на полигоне до них стали доходить слухи о том, что они поедут за границу: верилось в это с трудом. Тем более что о масштабных карибских событиях 1962 года тогда ещё не могло быть и речи. Однако тайная переброска ракет за рубеж стала, пожалуй, прелюдией операции «Анадырь». И те самые слухи действительно превратились в приказ.
     Ночью загружали технику в новый эшелон, и под легендой прикрытия, которую даже спустя многие десятки лет ракетчики держат в секрете, выдвинулись в Германию.
     Время диктовало свои условия: в арсенале СССР пока не было таких ракет, которые могли бы доставить ядерные заряды на значительные расстояния.
     «Ещё в начале 1957 года мне была поставлена задача строгой секретности: выбрать на территории ГДР два позиционных района для размещения ракетных дивизионов инженерных бригад РВГК. При этом маршал артиллерии Митрофан Иванович Неделин строго-настрого запретил мне делать какие-нибудь пометки и оформлять карты», – вспоминает в своих мемуарах генерал-майор в отставке Пузик, служивший тогда в штабе реактивных частей.
     В Фюрстенберге и Фогельзанге развернулось строительство объектов для инженерных дивизионов, подвижных ремонтно-технических баз и управления бригады. Впервые за все эти годы (1946–1959) строились хранилища для ракет и ядерных головных частей в позиционном районе соединения, в непосредственной близости от стартовых позиций.
     Начался период напряжённых комплексных занятий: на технической позиции ракеты готовились по полному профилю, а затем их передавали на старты, где стартовые батареи ставили их в вертикальное положение и доводили до режима генеральных проверок.
     Вскоре боеготовность подразделений проверили комиссии ГСВГ и щтаба реактивных частей, она получила высокую оценку.
     Однако к середине 1959 г. политики нашли точки соприкосновения, обстановка немного разрядилась: дивизионы вернулись в СССР. Теперь их перебросили в Калининградскую область, а затем туда «переехало» и соединение, которое стало самым западным в стране. Впрочем, на то была и другая, не только политическая причина. На вооружение уже поступали ракеты средней дальности Р-12, и это соединение также оснащалось ими. Именно в то время шло бурное развёртывание РВСН, и бригада превратилась в пятиорденоносную гвардейскую ракетную дивизию.
     Последняя страница
     В начале 1980-х годов по договору между СССР и США РВСН начали снимать с боевого дежурства ракеты средней дальности. Некоторые соединения и части передислоцировались в Барнаул, Канск, Иркутск... Решалась в те годы и судьба 24-й ракетной дивизии. Главком РВСН главный маршал артиллерии Владимир Толубко стремился её сохранить: разрабатывались варианты перевооружения этой дивизии на востоке страны. Первое ракетное соединение предлагали также передислоцировать в район города Рославля Смоленской области. Однако у противников этой идеи были свои аргументы. Во-первых, такое строительство обошлось бы в копеечку, а во-вторых, соседство дивизии с атомной электростанцией было нежелательным...
     Тяжело было офицерам расставать
     ся с ракетами, пусковыми установками. Отправляя их на базы ликвидации, многие ракетчики не смогли удержаться от слёз. Но они выполняли приказ. В те дни, когда страна торжественно отмечала
     45-летие победы в Великой Отечественной войне, дивизия прощалась со своим Боевым Знаменем... По-разному сложились судьбы её офицеров. Многие, пройдя такую школу, впоследствии стали генералами. По словам генерал-майора в отставке Геннадия Поленкова, шесть лет командовавшего этим соединением, ему никогда не забыть о том времени, которое прошло в дивизии. Видимо, воспоминания до сих пор бередят его душу, ведь не так часто генералы пишут стихи:
     Легли истории страницы
     На полки пыльных стеллажей,
     А нам всё продолжают сниться
     Знакомые родные лица...
     И как же важно, чтобы о первом ракетном соединении, предвосхитившем Ракетные войска стратегического назначения, помнили не только его ветераны...
     

     

---

     «Ключ – на стрельбу!»
     «Фау-2» к пуску готова.
     Вернер фон Браун с офицерами вермахта.
     Пенемюнде, сентябрь 1946 г. С. Королёв, Л. Воскресенский, В. Шитов.
     С. Королёв и А. Тверецкий беседуют «без протокола».