![]() |
![]() |
![]() |
13 Августа 2011 года |
Наша история |
Суббота |
|
||
![]() На самом деле вопрос о том, что, возможно, в случае войны с Наполеоном придётся пожертвовать Москвой и даже уйти много восточнее Москвы, ставился за пять с половиной лет до знаменитого совета в Филях. И ставил его Михаил Богданович Барклай-де-Толли. После битвы при Прейсиш-Эйлау в январе 1807 года (первая битва между русскими и наполеоновскими войсками на равных, когда с обеих сторон были десятки тысяч убитых и раненых и бессмысленная боевая ничья) конница маршала Мюрата разрезала пополам русское войско, а Барклай-де-Толли был в этой битве тяжело ранен и находился на излечении, он написал записку царю Александру I. В записке подчеркнул, что «воевать с Наполеоном в лобовых атаках нельзя, что в случае вторжения французов в не подготовленную к войне Россию можно использовать территориальные возможности России, не ввязываться в серьёзные бои, не бояться, маневрируя, отступать в глубь страны. Растягивать фронт на десятки и сотни километров, изматывая войска великого французского полководца. Если будет надо, то дать врагу дойти хоть до Волги, а там его, ослабленного долгими переходами и частыми мелкими военными стычками, разделать под орех». Царь Александр принял эту идею. Через два года назначил Барклая-де-Толли военным министром, и тот написал ещё одну записку - «О защите западных рубежей России». По приказу царя стали строить оборонительную линию. Строительство было рассчитано на три года, и до вторжения 12 июня 1812 года 600-тысячной великой армии в пределы России построить её не успели. Самоубийству подобно было трём русским армиям числом 220 тысяч человек, да вдобавок стоявшим далеко одна от другой, вступать в сражение с войсками Наполеона. Прежде чем дать бой, хотя бы нужно было соединиться Первой 127-тысячной армии Барклая-де-Толли с 40-тысячной Второй армией Багратиона. Потому откатывались назад, избегая боев, к Смоленску, где 3 августа соединились. Пока длилось почти двухмесячное отступление, Барклая-де-Толли чуть ли не в открытую называли изменником, сговорившимся с Наполеоном сдать Россию без боя, возмущались, что царь только что не поощряет нерусского по происхождению командующего в его предательстве русских интересов. Чем ближе к Москве были французы, тем чаще звучало во всех слоях общества, что нужно Барклая-де-Толли заменить «нашим», то есть русским, с русской фамилией полководцем, чаще возникал и вопрос: куда смотрит царь? ЦАРЬ в итоге хоть и понимал причину отступления и не видел необходимости менять командующего современного военного мышления, был вынужден, считаясь с мнением подданных, назначить главнокомандующим не менее талантливого военачальника, но с русской фамилией - Кутузова. Однако замену Александр I произвёл только 5 августа, когда армии Барклая-де-Толли и Багратиона 3 августа 1812 года соединились, и уже приспело время давать сражение Наполеону. 4 августа русский 16-тысячный корпус Раевского почти сутки так яростно дрался против двухсот тысяч французов, что обеспокоенный Наполеон отправил к Александру I послов с предложением мира и дружбы. Новый главнокомандующий прибыл в смоленское сельцо Царёво Займище на Днепре 17 августа, за восемь дней до Бородина. Прибыв к войскам, чтобы дать наконец бой Наполеону, он повёл себя так же, как и его предшественник, - отдал приказ отступать ещё ближе к Москве, на более удобные позиции. Думается, не случайно Барклай-де-Толли сразу же, как только начался совет в Филях, заявил, что Москву нужно сдать Наполеону без боя, отступить. Кутузов был достаточно мудр и умён, чтобы расслышать в этом мнении прежнего главнокомандующего мнение императора и приказ для себя подчиниться этому высочайшему мнению. И после того как выслушал всех собравшихся в крестьянской избе генералов, произнёс своё знаменитое: «С потерей Москвы не потеряна ещё Россия...» Сказал именно то, чего ждал от него Барклай-де-Толли, а значит, и Александр I. Можно ли предполагать, что генерал Барклай-де-Толли и в сражении при Бородине, где он командовал центром и левым флангом русской армии, и на совете в Филях контролировал действия Кутузова? Не за это ли, не за прежнее ли своё недоверие к Кутузову в апреле 1813 года царь, приехавший навестить умирающего в силезском Бунцлау прославленного генерал-фельдмаршала, просил у него прощения? Что было дальше, после совета 1 сентября вечером в подмосковной деревеньке Фили, - известно. 2—3 сентября французские войска во главе с Наполеоном вошли в оставленную древнюю русскую столицу, почти тут же в ней вспыхнул знаменитый пожар, поглотивший в одночасье так необходимые врагу продовольствие, фураж, одежду, кров... Попавшие, как в капкан, не имея возможности согреться, найти себе пропитание, 2—11 октября наполеоновские солдаты покинули Москву. Отступление под ударами регулярных русских войск и партизанских отрядов превратилось в бегство: наступившие лютые холода и снежные вьюги добивали великую армию. После переправы 14 ноября через реку Березину от почти шестисоттысячной Великой армии осталось несколько десятков тысяч офицеров и солдат. ЛИШНИМ подтверждением того, что лично царя Александра I с самого начала Отечественной войны вполне устраивал в роли главнокомандующего Барклай-де-Толли, служит то, что как только не стало Кутузова, едва ли не тотчас его вернули на пост. Заграничный поход русской армии проходил победоносно, и уже никто не был против возвращения «нерусского» полководца. После этого остается ещё один только вопрос: сам ли Кутузов, с имевшимся ещё до начала совета в Филях твёрдым мнением, готов был произнести знаменитые свои слова: «С потерей Москвы не потеряна ещё Россия...» или же его мнение окончательно переросло в убеждение, а слова родились уже на совете под взглядом генерала Барклая-де-Толли? Генерала, за которым маячила тень императора? Обиду Кутузова, когда он чувствовал, что за каждым его словом и жестом на совете в Филях следили, понять можно. Однако и царя можно понять и извинить: слишком уж дорогой могла быть плата за ошибку... ОТ РЕДАКЦИИ. Тем времен из Черняховска Калининградской области поступило известие об акте вандализма. Литой чугунный памятник полководцу Барклаю-де-Толли вандалы разбили кувалдой. Он был поставлен русскому фельдмаршалу прусским королём Фридрихом Вильгельмом III в 1821 году. Судя по архивным документам, в его основании в серебряном сосуде захоронили сердце полководца. Монумент был установлен неподалёку от места, где скончался полководец в 1818 году. Будучи в дороге, генерал-фельдмаршал почувствовал сильнейшие боли в груди, карета князя сделала вынужденную остановку в восьми километрах от нынешнего Черняховска, где и прошли последние минуты его жизни. Памятник пережил две мировые войны. В наши дни местные власти не смогли его уберечь. В районной полиции считают, что преступление совершили ранее судимый житель Черняховска и двое его «коллег». За обломки монумента вандалы получили у местного скупщика цветных металлов... 2.600 рублей. Но подлинной целью негодяев был, видимо, серебряный сосуд. «Не секрет, что в мире огромное количество людей, которые просто помешаны на наполеоновской теме. Среди них и много состоятельных, которые готовы заплатить огромные деньги, чтобы получить сердце полководца», - полагает историк-краевед Виталий Хвалей. ![]() ![]() |
Полное или частичное воспроизведение материалов сервера без ссылки и упоминания имени автора запрещено и является нарушением российского и международного законодательства |
|