на главную страницу

17 Августа 2011 года

Читальный зал «Красной звезды»

Среда

Версия для печати

Игорь СОЛОВЬЁВ (Казань)
СДВОЕННАЯ ЦЕЛЬ



      Рассказ


     (Продолжение. Начало в № 144.)



     Удивляться пришлось недолго, когда дотошные старожилы узнали, что фамилия нового зама чудесным образом совпадает с ФИО заместителя главного инспектора ВВС. Но полк стерпел бы и это! Мало ли за службу попадалось таких фраерков, сыночков всяческих начальничков и даже космонавтов. Справедливости ради, редко кто из них сильно выпендривался, большинство тихо и скромно тянуло армейскую лямку, получая должности и звания. Но иногда попадались и такие, кто излишки спесивости превращал в придирки к подчинённым, которые, как правило, совершенно не стыковались с военным профессионализмом. Первый раз Кротюк осрамился, когда в Марах вернулся с полигона со всеми ракетами. В ответ на недоуменные взгляды техников он сорвал шлем и, даже не вытерев трудового пота, сразу обложил матюками всех спецов, а заодно их матерей и других родственников. По его словам, они подсунули ему борт со сломанным прицелом, поэтому, сделав лишний заход, он так и не выпустил ракеты. Вооружейники быстро вскарабкались по стремянке, и уже через тридцать секунд из кабины истребителя выглянуло хитровато-простоватое лицо начальника группы:
     – Товарищ подполковник, а вы прицел-то включали?
     Заму по боевой ничего не оставалось, как, поникнув лицом, подхватить шлем и быстро смотаться с ЦЗТ. Другой раз Гордынский сцепился с ретивым подполковником уже самолично, когда оба они были ответственными дежурными соответственно от полка и эскадрильи на 7 ноября. Любитель полетать «блинчиком», как называли Кротюка его же коллеги, обрушился на Алексея в солдатской столовой. Тому не понравилось качество пищи, грязные клеёнки и даже потрескавшиеся и давно не крашенные табуретки. Алексей и помощник дежурного по полку молоденький очкарик, техник-двухгодичник долго слушали пространные размышления Владимира Петровича о прямом влиянии прозрачности супа на уровень обороноспособности страны. Первым не выдержал Гордынский. Собрав всё мужество и смелость, предварительно спросив разрешения обратиться, он как можно спокойнее и вежливее произнёс:
     – Товарищ подполковник, если вы так озабочены качеством пищи, так не лучше ли вам сначала обратить внимание на то, как её готовят?
     Кротюк что-то хотел сказать, открыл рот, сделал несколько вдохов, но, не найдя слов, ограничился игрой желваков.
     – Выполняйте свои обязанности, товарищи офицеры! – рыкнул он и, чеканя каждый шаг на затоптанном линолеуме столовой, вышел.
     – И зачем это вам? – спросил Алексея помдеж. Он служил только второй месяц и ещё обращался ко всем офицерам старше его по званию только на «вы». Гордынский махнул в ответ рукой и оглядел застывших с ложками в руках солдат:
     – Ну а вы чего замерли, цирк что ли?!
     И вот теперь им предстояло вместе дежурить, а возможно, и выполнять боевую задачу, поскольку редкий день дежурное звено не поднимали в воздух. Так получилось и на этот раз. Пока они принимали дежурство и расписывались в амбарной книге приёма, сообщили «занять готовность». Только они успели добежать до лайнеров, залезть в кабину и с помощью техников пристегнуться ремнями, как скомандовали «Запуск».
     Взлетели парой, Гордынский чуть сзади и справа от ведущего. Через 30 секунд (Алексей заметил по часам) «Пальма» дала задание: «Квадрат 45, удаление 40, курс 220. Падение двух «вертушек». Возможно, ДШК и «стингеры». Алексей чуть не ударил кулаком по приборам: «Доторопились! Эх, Гриша, Гриша, как чувствовал!»
     – 453-й, повнимательнее за правым краем ущелья! – голос Кротюка как будто пробил оболочку отчаяния Гордынского. Странно, он даже был благодарен за это ведущему. Через 10 минут быстрой смены однообразной и каменистой пустыни они увидели лёгкий дымок над силуэтом
     Ми-8, непривычно лежащим винтами в сторону. Алексей успел заметить несколько человек, бегавших вокруг вертолёта. Пока делали левый вираж, Кротюк доложил «Пальме» об увиденном. Они прошли ещё раз над местом падения. Высокий человек в чёрной куртке стоял и показывал рукой прямо по курсу. Гордынский доложил подполковнику, но тот отрезал:
     – Наше время вышло. Возвращаемся.
     Однако Гордынский заметил, что из оврага, примыкающего к ущелью, шёл дым, и ему показалось, что даже видно пламя. «Видимо, там второй борт». Пока он размышлял, доложить или нет подполковнику, справа сверкнуло несколько серебряных точек.
     – Командир, справа на три часа ДШК! – На это он среагировал мгновенно и немного набрал высоту. Но ведущий не ответил. Алексей снова вызвал его. Тишина. Он заметил, что нос мигаря Кротюка чуть дрогнул и немного взял влево. Гордынский приказал себе успокоиться и ледяным голосом вышел на связь:
     – 428-й, 428-й, ответьте ведомому!
     – А что, 453-й, я на связи!
     – Что случилось? Справа был пулемёт?
     – 453-й, всё нормально! Возвращаемся!
     «Странно, – подумал Гордынский. – Мне показалось, или он действительно отключился?» Обычно у лётчиков не принято «стучать» на своих товарищей врачам. Все и так отчётливо понимали, что любое подозрение на недомогание может представлять угрозу не только самому себе, но и товарищу, не говоря уже о безумно дорогой технике. К тому же при жесточайшем врачебном контроле рано или поздно всё выходило наружу: и болезни, и привычки, и прочее. Но Алексей решил всё-таки не сообщать о своём наблюдении, тем более он не был до конца уверен. Опять же это могло сделать отношения с генеральским сынком ещё более тяжёлыми.
     Докладывали они лично командиру, который ради этого приехал в дежурку. Кротюк не сказал ни слова о втором столбе дыма и обстреле самолётов. Об этом добавил Гордынский. Банников стоял и смотрел на обоих лётчиков, на дежурного, на камуфляжную сетку, которая колыхалась под редкими порывами ветра. Он прошёлся по комнате, резко повернулся и сказал:
     – Из армии доложили, что второй Ми-8 разбился в том рукаве ущелья, который заметил капитан. Со второго борта уже всех забрали, там только двое раненых. А на первом, скорее всего, были наши... – При этих словах он опустил голову, снова поднял её и хотел было отпустить пилотов отдыхать, но передумал:
     – Подполковник Кротюк, вам плохо?
     – Да нет, товарищ полковник. Просто что-то голова гудит слегка. – Кротюк попытался улыбнуться, но вместо этого инстинктивно потёр затылок.
     – Вызовите врача, – бросил полковник дежурному и пожал руку Кротюку и Гордынскому.
     Те козырнули и пошли в комнату лётчиков. Через десять минут появился врач, капитан Охлопкова. Она замерила давление, посмотрела зрачки и заставила Кротюка раздеться. Алексей в это время затягивался сигаретой под бирюзово-голубым небом Афганистана и думал о Мозгуне: «Неужели всё-таки конец, сколько там было ещё наших? Гриша, кажется, Серёга из второй эскадры, инженер полка и пара батальонцев. Да, как корова языком! Ведь говорили же, что нельзя без «крокодилов». Да и высота была у ребят! Эх!» Последнюю новость он узнал от дежурного техника. Для того чтобы успеть вовремя на партконференцию, решили не набирать положенный эшелон, а быстрее двинуть по прямой рядом с горами. А надо было бы над ними.
     Кто-то тронул его за локоть, он повернулся. Из-под выгоревшей пилотки на него смотрели умные и слегка усталые голубые глаза, обрамлённые чёрными ресницами. «Да, не берёт время нашего эскулапа», – с улыбкой подумал он об Охлопковой.
     – Алексей Казимирович, – голос её был, как всегда, мягким и требовательным. – Я забираю Кротюка у вас. Давление высокое. Так что дежурьте один. Справитесь? – Она улыбнулась одними уголками губ и заправила непослушную прядь светлых волос за уши.
     – Конечно, Антонина Владимировна. О чём речь? – Он отдал ей честь и повернулся вслед уходящей паре. Врач держала Кротюка под локоть и открыла перед ним дверцу «белой шапочки». Батальоновский уазик-буханка рванул с места и помчался в наступающие сумерки.
     «Господи, ну что она делает среди нас?» – подумал Гордынский о враче. – Ведь ещё не старая и наверняка нравится своему полковнику. А впрочем...» Полковник Охлопков, муж Антонины, заведовал окружным госпиталем в Самаре и недавно приезжал в их батальон с армейской комиссией. Говорили, что у них прекрасные отношения. Но не все понимали, почему муж отпустил её в Афган. Недавно, чтобы не умереть от тоски, Алексей взял в библиотеке и перечитал «Записки Лопатина» Симонова и наткнулся на то, что всегда, как оказалось, пропускал за описанием войны. Необычным ему показался рассказ о сестре Лопатина и её муже, потомственных учителях, живущих в Новосибирске, которые «окончили учительский институт ещё до революции и приехали оба в провинцию, сеять доброе, разумное, вечное». Проработали лет 30 без детей и жалели и любили друг друга до кончины мужа. «Впрочем, что значит до кончины, неужели она перестала его любить после смерти? Воистину передвижники-интеллигенты».
     Наверно, под впечатлением этих мыслей Гордынский и задремал в кровати. Куртку он бросил, хотя раздеваться было запрещено, но пока пойдёт команда на готовность, куртка уже будет на месте, как и многое другое. На соседнюю кровать кто-то с шумом плюхнулся. Он, к своему удивлению, увидел майора Муслимцева, зама комэска из второй эскадрильи.
     – Так, я что-то не понял? Что здесь делает вражеская эскадрилья? – он встал и вперился глазами в замполита.
     – Вас же надо было усилить. Вы что-то разболелись? – картинно прикинулся больным Серёга.
     – А наши, все уже вмерли, что ли? – продолжал наседать на лежачего Гордынский.
     – Эй, охлади, парень! – Муслимцев поднялся. – Мы тоже все переживаем за Мозгуна.
     В дверь негромко постучали:
     – Мальчики, пора на обед. – Алексей узнал голос официантки Лены и стал надевать куртку.
     – Давай умоем рожицу. А то она у всех... – Муслимцев извинительно положил руку на плечо теперь своего подчинённого, и они пошли в столовую.
     На следующий день после построения к Гордынскому подошёл Зорич и непривычно тихим голосом сказал капитану:
     – Алексей Казимирович (он назвал его по имени и отчеству в первый раз за совместную службу), в общем, мы решили, что лучше тебя никто не проводит Гришу. Собери его вещи и подходи в штаб батальона через час.
     – А разве его сюда не привезут? – спросил удивлённый Алексей.
     – Мы бы все хотели проститься, но война есть война. Его прямо из Кабула с другими отправят в Союз. Тут все с полка собрали, передашь сопровождающим. Ну, в общем... – майор вынул из кармана пакет и передал его Гордынскому.
     – Передам, конечно, Василь Егорыч. – Этими неуставными словами Алексей как бы положил границу между всем военным и официальным и тем, что сейчас шло из слов комэска, лучилось из его глаз и стояло во взглядах товарищей, которые как-то тихо и незаметно окружили их. Даже в этой тишине, которую он скорее почувствовал, чем заметил, существовало что-то, что уже начинало давить и превращаться в ком в горле. Алексей понял, что надо уходить, иначе он не выдержит. Пакет был большой и не умещался ни в одном кармане. Он взял его в левую руку, а правой чётко, даже слишком чётко, отдал честь, сделал налево кругом и пошагал в бунгало собирать вещи Мозгуна.
     К обеду Гордынский и замполит батальона добрались на грузовике до Кабула. На аэродроме уже всё было готово к краткому прощанию с десятью телами товарищей. Отправляли сразу всех разбившихся в Ташкент, а там в разные уголки Союза. Гордынский передал угрюмому с красными петлицами капитану пакет и объяснил про адрес. Тот кивнул и запрыгнул на поднимающийся борт Ан-26. Потом их собрали в зале столовой, и комдив генерал Ломидзе поднял сто грамм за погибших. У Алексея не было аппетита, и, наскоро перекусив, он незаметно вышел на воздух, сел в курилку, накрытую сабовскими парашютами, и закурил. Через пару минут к нему подсели двое в «техничках» и стали негромко разговаривать.
     – Первый борт сразу накрыло. Говорят, «стингер» пополам разорвал «вертушку».
     – Да, второму повезло. Только зацепило из пулемета.
     – Повезло потому, что Ефимкин вёл, они тоже по движку саданули, и он сразу заглох. Если бы не Ефимкин, тоже бы костей не собрали, – закончил первый хриплый голос.
     – Подождите, – Гордынский выпустил дым и обернулся к соседям, – это какой Ефимкин? Это не тот, что пару месяцев нашего орла спас сбитого?
     – А, ты с 23, что ли? Ну да, он самый. Там ещё бой шёл, и сначала обработали всё НУРСами, ну, «крокодилы» подоспели. Как его? Разворотов или Паворотов лётчик был?
     – Заворотнюк, – поправил Гордынский.
     – Точно, он.
     – Ну, тогда Ефимкин герой, – закончил Алексей.
     – Эх, все они герои... – встал третий участник разговора в песочного цвета комбезе, белоснежном берете и чёрных противобликовых очках. Он смотрел на взлётную полосу. Ан-26, отстреливаясь яркими вспышками, медленно поднимался на фоне гор. Струи раскалённого воздуха от двигателей смешивались с аэродромным маревом и обволакивали весь корпус, словно хотели растворить самолёт в бездонном ослепительно синем небе.
     – Да, пошёл «тюльпан», – со вздохом проговорил он. – Может быть, и нас...
     – Бросьте, не каркайте! – оборвал его Гордынский и пошёл искать майора, чтобы возвращаться в полк.
     Утро выдалось на удивление сереньким. За восемь месяцев службы в Афгане такое пасмурное небо Алексей видел первый раз. Понятно, что был конец ноября и как бы осень. «Нет, это у нас осень, в Союзе, дождь и ветер. Да лес шумит сосновый! Ну всё, хорош. Ты сейчас, брат, слезу пустишь». Он оборвал себя на пороге штаба полка, где предстояло получить боевую задачу. По причине вчерашних больших потерь сегодня планировалась операция по базе душманов. Голова у Гордынского была ясная, без каких-либо последствий от вчерашнего выпитого на помин души, а также предчувствий и сомнений. Только работа – и всё.
     Командира полка не было, сказали, что вызвали в Кабул для объяснений, поэтому инструктаж проводил Кротюк. Готовилось сразу три пары МиГ-23, две основные и запасная. Кроме экипажей присутствовали все комэски и их замы, а также заместители командира полка. Всё шло своим чередом, если не считать некой сумрачности, которая едва заметным облаком висела в канцелярии и немного отражалась на лицах пилотов. Вдруг Кротюк своим громким и железным голосом приказал парам заходить на цель вместе, по одному курсу. Первым встрепенулся начальник штаба подполковник Сизенко:
     – Виноват, товарищ подполковник, ты что, Владимир Петрович, это же самая желанная цель для «духов»! Нельзя же сдваивать, вчера же ещё командир предупредил!
     – Задачу ставлю я. А вы пока, товарищ подполковник, слушаете и мотаете на ус! – грубо отрубил Кротюк. – Ещё вопросы? – Гордынскому показалось, что от этого ледяного тона даже мигнула лампочка. Да нет, ему не показалось, действительно какой-то сбой в сети. «От такого мороза как бы стёкла не треснули!» – Он незаметно посмотрел на Кротюка и остальных. Алексей, прослуживший в армии не один понедельник, прекрасно знал, что, когда спорят мальчики с большими звёздами, ему лучше не встревать. Но сказанное Кротюком по поводу сдвоенного захода на цель не только зацепило его своим хамством, но и откровенно противоречило всем писаным и неписаным законам авиации. Он твёрдо решил возразить, если никто не осмелится это сделать из старших офицеров.
     Руку поднял командир третьей эскадрильи спокойный «медведь» майор Семёнов:
     – Извините, товарищ подполковник, но это противоречит всем приказам и разъяснениям. Здесь недавно комдив подтвердил, что расхождение по углу атаки при парном заходе должно быть не менее 30 градусов. – Слова уверенного в себе комэска падали в оглушительной тишине штаба, как камни на стекло, с треском круша горловой авторитет генеральского сына.
     Но Кротюк и не думал тушеваться под тяжёлым взглядом Семёнова. Он медленно подошёл к нему и ещё медленнее, нет, не произнёс, а вбил слова в стоящего майора:
     – Я командую полком, и я ставлю задачу. И учить меня будете, когда сами будете командовать, в чём я сильно сомневаюсь. А если думаете, что вернётся Банников и рассудит нас, то забудьте. Сейчас ему не до нас! – он торжественно обвёл всех собравшихся надменным взглядом. – И вообще, трусы могут оставаться.
     Это уже перешло все границы. Гордынский краем глаза заметил движение Мясоедова и остановил его рукой: «Наломает парень дров». Он откашлялся и поднялся во весь рост:
     – Разрешите, товарищ подполковник?
     – Да, пожалуйста, – Кротюк ответил неожиданно спокойно и даже как-то по-доброму. «Думает, что сломал двух динозавров, а меня уж тем более скушает. Ну-ну!»
     – Мы выполним задание, товарищ заместитель командира полка. Но когда мы его выполним, то доложим обо всем полковнику Банникову. Разрешите идти? – Алексей намеренно расставил всех по иерархической военной лестнице. Он видел, как его слова попали точно в цель самолюбия Кротюка, что называется, вошли по самый стабилизатор и разворотили взрывом его вызывающую наглость. Но он всё же недооценил до конца подполковника. Вместо ожидаемой истерики, матерщины и угроз последний презрительно измерил взглядом ретивого капитана, посмотрел на офицеров и произнёс:
     – Все свободны.
     Переодетые, они шли с Мясоедовым к самолётам. Гордынский посмотрел на Сергея и сказал:
     – Ты это брось, вскакивать на инструктаже. Ты же видел, как они сцепились. Наше дело телячье – помалкивать.
     – Ну ты же встал? – спросил Мясоедов.
     – Я – другое дело. Мне по большому счёту терять нечего.
     – А майорская звезда? – не унимался Серёга.
     – А куда она от меня денется, если живы будем, – засмеялся Гордынский, но остановился под серьёзным и даже суровым взглядом ведомого.
     – Знаешь, а по-моему, подполковник прав.
     – Не понял... – Алексей даже не успел ответить, настолько он был ошарашен.
     – Товарищ капитан, самолёт к полёту готов! – как всегда, звонко доложил Гордынскому молодой техник с весёлым веснушчатым лицом Санька Перевалов. Глядя на него, Алексею всегда хотелось улыбнуться. Он был самым молодым техником в полку, первый год служил после среднего училища. Было такое ощущение, что он просто летал по ЦЗТ, одаривая всех, кого надо и не надо, своей улыбкой. Всё спорилось в его руках, на ладонях уже появились первые мозоли, окрашенные в серые цвета шлангов заправщиков и электрокабелей от машин-генераторов.
     – Ну как Санёк, полетит лайнер? – привычным вопросом Гордынский начинал осмотр МиГа с носа, поглаживая плоскости, заглядывая в сопло и воздухозаборник.
     – Будет летать, как ласточка, Казимирыч! – хитроватые глаза технаря смеялись вместе с его веснушками. Гордынский привычным взглядом обежал приборную доску, прицел и часы. Руки сами прошлись по ручкам газовки, ручке управления и красным рукояткам катапульты. Он так сосредоточился, что неожиданно стукнулся шлемом о голову Перевалова.
     – Давай, Санёк, ещё раз, а то поссор
     имся! – шутливо сказал он и удивился решительному выражению лица техника.
     – Командир! За Мозгуна и вообще! – Они стукнулись кулаками в их привычном и уже ритуальном жесте.
     – Сделаем в лучшем виде, Саш.
     – К запуску!
     Солнце всё же пробивало в некоторых местах необычную для таких мест облачность, которая находилась очень высоко. Разведка доложила, что нижняя граница находилась на 3.000 метрах. Доложив «Пальме» о готовности, он вырулил. Странно, но он настолько привык к поднимающемуся над взлёткой мареву, что даже вздрогнул, не увидев привычной картины. «Ну почти как у нас в Лиде. Только леса не хватает».
     Через пять минут пара Гордынский–Мясоедов уже была на курсе. А ещё через двадцать, когда они вышли в район применения, Алексей доложил об этом на КП. «Пальма» дала добро на работу и сообщила, что вернулась первая пара. Один борт пришёл как решето, был ранен майор Костеленко из третьей.
     – Понял вас. 405-й, начинаем работу! – Ведомый отошёл, но недостаточно далеко. «Что он делает? – подумал Гордынский. – Неужели будет слушаться Кротюка». Но уже через секунду забыл об этом. Первый заход отработали хорошо. Бомбы легли близко от воронок. «Кто там выживет после такого?» – подумал Алексей и дал команду на второй заход. На это раз Мясоедов подошёл ещё ближе.
     – Серёга, а ну осади! – крикнул Алексей и почувствовал удар. В зеркалах заднего вида мелькнула вспышка. «Попали...»
     – Командир, сзади га... – Его подбросило, крутануло пару раз, и оглушила тишина. Небо над ущельем стало привычно лазорево-синим. Полоски снега на склонах гор сверкали в лучах солнца, а он уже торопился на матушку-землю. Одновременно с толчком о поверхность Гордынский услышал недалёкий грохот и звук уходящего МиГа. «Значит, Серёга уже развернулся. Сейчас доложит, и будет вам помощь, товарищ капитан». Он отшвырнул купол парашюта и стал отстёгивать ремни.
     Через минуту «Пальма» получила доклад от 405-го: «Задание выполнили, сделали два захода. Бомбы и ракеты ушли в норы. Сбит 453-й. Взрыв слышал, но парашюта не видел». Кротюк с досады саданул кулаком по столу.
     – Соедините с «Орлом», – приказал он дежурному. Через десять секунд дежурный оператор самолёта радиолокационного дозора и наведения А-50, или, как его ещё называли в армии, «Аракс» в противовес американскому «Аваксу», был в эфире.
     – Подтверждаем вспышку. Координаты нанесли. Но «вертушек» свободных нет.
     – Это 35-й 46-му, – Кротюк взял микрофон. – Что за дела, дежурная пара должна быть в воздухе не больше чем в 20 минутах подлёта! – голос его заметно усилился.
     – 46-й 35-му. Всё понимаю, но обе дежурные пары помогают в квадрате 14. Там был бой, много раненых.
     – А у меня там лётчик подыхает! Вы это понимаете?
     – Не надо на нас орать, 35-й. Мы всё понимаем. Секунду. – Что-то перещёлкнуло, и снова вернулся привычный шум эфира.
     – 35-й? Это 41-й. – Там, на высоте 10.000 метров в хрустальном поднебесье тоже было жарко. На связь вышел старший оператор А-50. – Только что доложили вертолётчики. На точку ушёл Ми-24. Время подлёта – 25 минут. Через 40–50 подойдут Ми-8. Как поняли? Как поняли, 35-й?
     – Поняли вас. Конец связи! – Кротюк выдохнул, достал свежий, ослепительно белый платок, вытер лоб, шею, медленно свернул его и спрятал в карман комбеза. – 405-й сел? – он спросил дежурного.
     – Только что, товарищ подполковник!
     Кротюк вышел на лестницу, достал сигарету и, прикрываясь от ветра, закурил. Через две затяжки он увидел остановившуюся машину Мясоедова и стал спускаться вниз. Ему надо было многое спросить у него. Но ещё больше сказать.
     «Юрк, ещё юрк. Молодец, так, два юрка», – Гордынский упал в небольшую выбоинку и прижался спиной к холму, который вертикальной стеной уходил ввысь. Эту горку Алексей заметил сразу после приземления. Рядом была площадка, по размерам вполне подходящая для «вертушки». «Ведь когда-то же за мной прилетят», – он поймал себя на мысли, что последнюю минуту уже дважды подумал об этом. Правда, у неё был один недостаток: посреди полянки была груда камней, сверху напоминающая колодец. «Ладно, зато места хватит». Он первым заметил моджахеда, спрятался за камень и стал наблюдать за ним. Тот, прячась и крича гортанным голосом, явно приглашал своих братьев и указывал на место, где прятался Алексей.
     В принципе позицией Гордынский был доволен. Он даже улыбнулся своим воспоминаниям: «Юрка Юрков поставил бы мне четвёрку. А что такое отлично, он вообще не знал». Так они, курсанты Качинского училища, прозвали прапорщика Георгия Иваныча Юрковского, инструктора по тактической подготовке. Он нещадно гонял курсачей по пыльной степи под Котельниковом и до седьмого пота учил их окапываться. Но в первую очередь оглядеться, а уж потом принимать решение.
     – Сначала юркните в любую щёлку, там, где застигнет бой. Потом обязательно осмотритесь. Потом снова юркните, но уже в самое лучшее место, и там делайте себе квартиру, как будто с жёнкой, двумя детишками и тёщей в придачу, – в этом месте он всегда смеялся, поскольку страшно боялся своей тёщи-хохлушки и очень радовался, что жил от неё далеко.
     Алексей снова оглянулся. Он был под горой, на некотором возвышении, но его защищала небольшая гряда камней. Вдоль неё можно было даже перемещаться, хотя и ползком. Он достал «макаров», передёрнул затвор, выложил вторую обойму и положил рядом две гранаты. «Ну что же, будем воевать. Подпущу «чехов» на площадку, и «крокодил» их накроет». Он понимал, что так должно быть в теории, а вот на практике только видел, как выгружали из вертолётов тела товарищей. А пока он то и дело глядел на «Командирские» с невесть откуда взявшейся белой полосой через весь циферблат. «Что затихли, парашют, что ли, режут на платки жёнам?» – подумал он про душманов и тут же резко согнулся под градом мелких камней, выщербленных несколькими автоматными очередями. Он прополз метра два, подождал и выстрелил в первую же попавшуюся на прицел чёрно-седую бороду. Та дернулась и упала. «С почином тебя, Казимирыч!» Он уполз обратно и опять выстрелил. На этот раз в тень из-за большого валуна.
     

     (Окончание следует.)




Назад

Полное или частичное воспроизведение материалов сервера без ссылки и упоминания имени автора запрещено и является нарушением российского и международного законодательства

Rambler TOP 100 Яndex