Война - она многолика
     ПРОИЗОШЛО это в Псковской области 14 мая 1944 года. Вернувшиеся с задания истребители приземлялись один за другим. Последним, как обычно, заходил на посадку командир эскадрильи гвардии капитан Иван Баранов. И вдруг в шлемофоне голос руководителя полётов: «Чайка! Чайка! В воздухе «лаптёжники»!» Так лётчики прозвали немецкие бомбардировщики Ю-87 за их неубирающиеся шасси.
     Раздумывать некогда. Других самолётов в воздухе нет. Конечно, можно произвести посадку, и никто не упрекнёт: горючее, считай, на нуле, боеприпасы расстреляны до последнего патрона. К тому же изготовилось взлетать дежурное звено. Справятся и без него. Но ведущий «лаптёжник» уже нацелился именно туда. Может ничего не остаться ни от них, ни от командного пункта. И тогда в динамике на КП раздался голос Баранова:
     - Иду на таран!
     Было ему всего 25 лет.
     Игорь НОСОВСКОЙ.
  Москва.
     


     НА ВОЙНЕ своих порой приходилось бояться больше, чем противника. Гвардии сержанту Николаю Игнатову, например, выпало служить в 311-м гвардейском миномётном полку. Его всего распирало от гордости: он, 18-летний паренёк, командует не чем-то и не кем-то, а расчётом реактивной установки залпового огня БМ-13. Первый боевой залп из своей «катюши» он сделал в Сталинграде утром 10 января 1943 года. Он ещё не знал, что накануне советское командование, чтобы избежать напрасного кровопролития, предложило Паулюсу капитулировать. Ультиматум был отклонён. Вот тогда-то гвардии сержант Игнатов и обрушил на противника всю мощь своего оружия.
     С той поры расчёт не сидел без дела. Залп - и моментальная смена позиции. Снова залп... Но однажды сержант чуть не попал в штрафную роту.
     На очередную пристрелку командир дивизиона послал расчёт Игнатова. В Карповке гвардейских миномётчиков уже ждали разведчики с приготовленными для них данными для стрельбы. Сделав четыре пристрелочных пуска, с двумя оставшимися на направляющих снарядами расчёт двинулся в обратный путь. День стоял морозный, и вдруг разыгралась метель. Видимость отвратительная, ехали, что называется, на ощупь. А линия фронта рваная, не поймёшь, где немцы, где свои. Вдруг шофёр толкает Игнатова: впереди показался танк, но если у нашего выхлоп сзади, то у этого сбоку. Значит, немецкий.
     Заметят немцы - или расстреляют, или раздавят. Если же попытаются захватить, тогда выход известный, предписанный строжайшей инструкцией - подрыв вместе с машиной. И тогда Игнатов решил опередить немецких танкистов. Если направляющие опустить до нулевой отметки, в танк вбить снаряд вполне возможно прямой наводкой. Командует наводчику, и тот тут же отвечает: «Есть нулевая!» Первый снаряд прошёл рядом с танком. Второй, и последний, попал точно в цель.
     Вот когда гвардии сержант по-настоящему испугался. Случаи самовольной стрельбы в дивизионе бывали. Командир расчёта расплачивался за это, как правило, штрафной ротой. Игнатов приготовился к самому страшному. После по-мужски крепкой воспитательной беседы у командира дивизиона «за потерянные где-то два снаряда» понял: штрафроты ему не избежать. Зато командир полка посчитал объяснение командира расчёта убедительным. Мало того, представил его к ордену Красной Звезды.
     Владимир ГОНДУСОВ.
  Москва.
     


     «ЕДУТ, едут по Берлину наши казаки» - эта песня и о Василии Семёновиче Гордиенко. На заключительном этапе войны он воевал во 2-м гвардейском кавалерийском корпусе, в пулемётном взводе 3-го кавалерийского эскадрона. Вооружение пульвзвода состояло из четырёх пулемётов «Максим» и тачанки. Ни в каких сабельных атаках ни Гордиенко, ни остальные кавалеристы никогда не участвовали, хотя шашки и шпоры положены были каждому, но хранились они в тачанке. Кони же использовались исключительно как средство передвижения и тягловая сила. Перед атакой их вместе с тачанкой коноводы отводили в тыл, а конники шли в бой как пехота. Отсюда на боевом счету кавалеристов и подбитые танки, и захваченные доты.
     Последний свой бой Василий Семёнович принял под Берлином. И был он, как в песне, «трудный самый». Кавалерийской дивизии было приказано взять город Шторков и прилегающий к нему железнодорожный узел. Как утверждали разведчики, противник город оставил. В действительности же там засела крупная группировка немцев.
     Но стоило ночью кавалеристам ступить на городские улицы, как с чердаков, из подвалов на них обрушился ураганный ружейно-пулемётный огонь. Кавалеристы понесли тогда тяжёлые потери. Из пулемётного взвода 3-го эскадрона в живых остались только двое - Гордиенко и Рожков. Вдвоём они заняли оборону, давая возможность остальным подразделениям развернуться для боя. Ждали атаки немцев. Под утро к кавалеристам пробрался связной и передал приказ отходить.
     Четыре километра Гордиенко и Рожков тащили на себе пулемёты. И не зря. Командир полка подполковник Савва Журба на их глазах под угрозой расстрела отправил артиллерийский расчёт за оставленной на поле боя 45-мм пушкой.
     ...А 1 мая 1945 года конники 2-го гвардейского Померанского Краснознамённого, ордена Суворова кавалерийского корпуса, и в их числе гвардии рядовой Василий Гордиенко, победно прогарцевали по улицам поверженного Берлина.
     Павел ГЕРАСИМОВ.
  Москва.
     


     ЧТО ТАКОЕ настоящая солдатская стойкость, я усвоил из рассказа старого солдата Павла Власовича Корниенко: «Когда нашу Натальевку в сентябре 1943 года Красная Армия освободила от оккупантов, мы, молодёжь, безо всяких повесток явились в сельсовет.
     ...Шло нас на Будёновку человек 150. В Платово сделали короткую остановку, где нас полуобмундировали. И - вперёд, на запад. Шли без привалов, засыпали на ходу, падали, нас поднимали, будили - и снова вперёд. Так дошли до передовой линии между Мелитополем и Запорожьем, заняли позицию на краю кукурузного поля у села Копани. Сейчас понимаю, что нами, молодыми и необученными, с винтовками не на каждого, спешно затыкали образовавшуюся брешь. Немцы не давали нам поднять головы. Отстреливаться, но чем? На винтовку одна обойма. Еду подносили раз в сутки, и то ночью: каша, селёдка, сухари и очень мало воды. Спасла нас кукуруза.
     Обычно в наступление переходят после артподготовки, нас же подняли в атаку вслед за тем, как по нам отбомбились немецкие пикировщики. Но, может, поэтому наша атака для немцев была неожиданной, и мы хоть немного, но сумели продвинуться вперёд. К тому же поживились прерванным немецким обедом. Предпринятая на следующий день ещё одна атака оказалась менее удачной: оба танка, за которыми мы шли, немцы подожгли сразу же. И хотя наши «катюши» дали несколько залпов, основные вражеские огневые точки остались неподавленными. Полегло наших тогда очень много. Убило лейтенанта. Если бы не старшина, мы разбежались бы, наверное. Патроны-то кончились. Залегли в лесополосе. Метрах в двухстах на поле вышли немцы. Будь у нас патроны, мы бы всех их перестреляли. А так пришлось отлёживаться до темноты.
     Ночью мы предприняли ещё одну атаку, где меня ранило осколком мины. Уже в госпитале узнал, что наши отвоёванный кусок земли немцам не отдали».
     Вроде ни о чём геройском не поведал солдат. Скорее, наоборот. Но представьте: во всей этой неразберихе чуть ли не безоружные, зелёные юнцы устояли. Сами того не понимая, совершили подвиг.
     Николай МОРОЗОВ.
     Покровское, Неклиновский район, Ростовская область.