на главную страницу

21 Сентября 2011 года

Памяти В.А. Маркушина

Среда

Версия для печати

ПОСЛЕДНИЙ ПОКЛОН



     
Памяти В.А. Маркушина


     Прошло 40 дней, как он закончил свой земной путь. Но остались стихи, сотни публикаций на разные темы, осталась светлая память в сердцах друзей и коллег по газетному цеху, для многих из которых он был примером ответственного, творческого отношения к делу. Светлой памяти писателя, поэта, журналиста Вадима Александровича Маркушина наш низкий поклон.



     Геннадий МИРАНОВИЧ
     
ОН ЗНАЛ В ОБХОЖДЕНИИ ТОЛК

     Проснуться бы в лесу за Цной
     под трели птички озорной.
     Пройтись пешочком к тихой речке
     и перекинуться словечком
     с сидящим в лодке рыбаком.
     Вадим Маркушин

     

     Москва. Павелецкий. Вагон.
     Внимательный взгляд проводницы.
     В ответ виновато: «Pardon -
     друзей оставляю в столице...»
     Он знал в обхождении толк.
     И с рифмою ладил при этом.
     Недаром весь наш женский пол
     Считал его первым поэтом.
     Заряженный на красоту,
     Себя не щадя и Пегаса,
     Он взял не одну высоту
     В предгорьях седого Парнаса.
     Бывало, ворвётся чуть свет,
     Строкой полыхнёт вдохновенной,
     И 307-й кабинет
     Становится центром Вселенной.
     И вот уже каждый готов
     Друг друга понять с полуслова,
     Склонившись над книжкой стихов
     «Мы чуточку все из Тамбова».
     Он мог бы удобнее жить,
     Дав волю таланту. Но, Боже,
     Могло ли всё это вместить
     Газеты прокрустово ложе!
     И вновь. Павелецкий. Вагон.
     Он молча встаёт на подножку.
     Гудок паровоза. Последний поклон:
     «Ах, жаль, что нельзя -
     на дорожку...»
     ...Шумит растревоженно Цна -
     Не будет обещанной встречи.
     А в 307-м - тишина...
     Горят поминальные свечи.
     

     
МОЛИТВА

     Дай, Боже, мне
     Без страха и упрёка
     Пройти весь путь,
     Назначенный Тобой,
     Не притомившись
     Разумом до срока,
     Не обессилев
     Телом и душой.
     Не нужно мне
     Ни славы, ни почёта,
     Ни орденов,
     Добытых не в боях.
     Одно прошу:
     Дай, Господи, работу,
     Чтоб от неё
     Огонь горел в глазах!
     Терпенья дай
     И научи смиренью,
     Чтоб мог я внять
     Завету Твоему,
     И в час, когда
     Приходит вдохновенье,
     Не навредил нечаянно кому.
     
22 ИЮНЯ

     Уже как будто
     Некуда спешить -
     Что упустил,
     Того не наверстаешь.
     И доктора
     Советуют пожить,
     Не торопясь,
     В трудах не надрываясь.
     Но как же я могу -
     Не торопясь,
     Когда всю жизнь
     Пустует рядом место
     Того, кто уничтожен,
     Не родясь,
     В тот самый долгий
     Летний день под Брестом.
     
ПОСЛЕДНИЙ БОЙ

     На сенокос
     Идут фронтовики.
     Виски -
     Белее пламени пожара.
     А силы -
     Дотянуть бы до реки...
     Идут солдаты
     Первого удара.
     Нетвёрд их шаг,
     И поступь тяжела.
     Что ж, есть на то
     У косарей причина:
     Четыре года
     Их война гнала
     От наших трав
     До самого Берлина.
     
* * *

     Опять ромашки
     Вянут на лугу.
     И поезд вновь
     Зовёт на полустанок.
     А я с травой проститься
     Не могу.
     Всё обиваю росы
     Спозаранок.
     В глазах травинок
     Вижу я укор:
     Зачем, служивый,
     Топчешься без дела?
     И слышу вновь
     В груди своей мотор -
     В дорогу, значит,
     Сердце захотело....
     

     Андрей ГАВРИЛЕНКО
     Корабль - дом родной для моряка.
     Красивый дом, удобный и любимый.
     В нём времени немало проводя,
     В своей душе тепло его храним мы.
     Мы бережём прекрасный этот дом,
     Чтоб был готов он выполнить задачу -
     Стать победителем в сражении морском.
     Мы служим морю с полною отдачей.
     
* * *

     Часы мои не убавляют ход.
     Летят они минута за минутой.
     Событий много, дел невпроворот.
     И жизнь совсем не кажется
     мне нудной.
     Я в гонке за другими не бегу,
     Расталкивая тех, кто послабее.
     А вот от них порою вдруг могу
     Почувствовать пинок, и побольнее.
     Не терпит жизнь застоя,
     пустоты.
     Не терпит она лени и безделья.
     И бег - не роскошь, это не «понты»
     Сегодняшнего нашего безверья.
     
ТУМАНЫ В РОЗОВОЙ ДАЛИ

     Я вспоминаю своё детство,
     Туманы в розовой дали,
     Ребят, что жили по соседству,
     И кудри девичьи твои.
     Тогда казалось всё серьёзным,
     Теперь же - всё смешным до слёз.
     Как рано я хотел стать взрослым,
     Чтоб убежать от первых грёз...
     Всё в мире движется по кругу:
     Приходит и уходит вновь.
     Но только памяти, как другу,
     Доверю я свою любовь.
     
ТИШИНА

     Звёзды застыли в ночной тишине,
     Небо своим серебром украшая.
     Ветер промчался на резвом коне,
     Смехом весёлым деревья смущая.
     Звуки уснули, беспечность забыв,
     Робким мечтаньям с надеждой
     предавшись.
     Своды жемчужные скрыли обрыв,
     Наедине с его тайной оставшись.
     Месяц усталый прилёг отдохнуть,
     Тёплым дыханьем траву согревая.
     С полем ему захотелось вздремнуть,
     Землю душистую нежно лаская.
     А где-то вдали - по ветвистой
     тропе
     Странник угрюмый вдоль речки
     шагает.
     Хочется, видно, ему на земле
     Место найти, где беды не бывает...
     
НЕТ ВРЕМЕНИ...

     Среди шумов и суеты столичной
     Услышать бы мне самого себя!
     Так мало времени для жизни личной
     И на соблазны, что к себе манят.
     Давно хронически недостаёт
     мне времени!
     И чтоб успеть, приходится бежать.
     Но жизнь опять стучит меня
     по темени:
     «Прибавь-ка, брат!
     Пора ещё поддать!»
     То кажется, что сил уж
     не осталось.
     То кажется, что стало больше их.
     Чтоб в этом разобраться,
     нет лишь малости:
     Нет времени! И каждый час так лих!
     

     Дмитрий АНДРЕЕВ
     
ИГРА

     В колоде неожиданных открытий
     Проходит жизнь,
     продуман каждый ход!
     Но в картах растасованных событий
     Мне с козырями что-то не везёт...
     
* * *

     Не гонорар меня интересует,
     А образов ритмичный резкий шквал!
     Не тот поэт, кто мыслями волнует,
     А тот, кто убивает наповал!
     
ТРОПАРЬ

     Пусть текут вдохновенья струи
     По бумаге ритмично и стройно,
     Потому что тропарь пишу я,
     Ведь сонеты тебя недостойны.
     Подойдёшь, но не станешь ближе,
     Неизвестная мне и доныне.
     Я тебе поклоняюсь ниже,
     Чем монах незабвенной святыне.
     Лишь тропарь... и ни строчки лишней
     Не вплету я в своё песнопенье,
     И тогда снизойдёт Всевышний,
     Чтоб упасть пред тобой на колени!
     
* * *

     Если где-то у вышних ворот
     Тебе скажет Господь: выбирай...
     А твой друг тебя в ад позовёт,
     Ты иди с ним. Но выведи в рай!
     
ДВОРНЯГА

     Пьяный сторож нахлёстывал палкой:
     Зло, неистово и агрессивно.
     Он хотел сделать дикой овчаркой
     Добродушной рождённую псину.
     И она, завывая от боли,
     Об увечьях не думая даже,
     Инстинктивно вгрызалась до крови
     В своего ненавистного стража.
     А потом, искалеченно-вдовой,
     Возвратилась в родные пенаты -
     Беспощадно учёной, дворовой,
     Бармалеем детей и пернатых.
     Вы пройдёте и спрячете сетки,
     За испугом - брезгливая мина...
     И опять пролетают объедки:
     «На, отведай, поганая псина...»
     Только режет, как жёсткая плётка,
     Беспощадная трезвость оскала.
     Это жалость впивается в глотку -
     Она вас слишком долго искала.
     
ФОНАРЬ

     Нет ни луны, ни месяца,
     Пасмурно... небо нахмурилось...
     Вдруг мне фонарь пригрезился,
     Воспламеняющий улицу.
     Окна домов не светятся,
     В блеске фонарном - спасение.
     Нет ни луны, ни месяца;
     В чём мне искать вдохновение?
     И отчего же грустно мне?
     Ведь воздаётся просящему...
     Пусть он зажжён искусственно,
     Светит-то по-настоящему!
     


     Вадим Маркушин
     
У МАТЕРИ

     Ночь. Фирменный.
     Проносится глубинка.
     Сырой перрон Московского вокзала.
     Метро. Трамвай.
     Знакомая тропинка.
     «Ты снился мне», - у двери мать сказала.
     Неспешно пьём горячий чай с вареньем.
     В глазах старушки радость, строгость, слёзы.
     Глядим во двор с хозяйским умиленьем -
     уж выше дома стройные берёзы.
     Их помню детворою жалкой,
     дрожащей от порывов злого ветра.
     Тянулись вверх ни шатко и ни валко,
     наращивая в год свои полметра.
     Теперь они стоят живой стеною -
     свидетели конца тысячелетья.
     И сознают, что хороши собою,
     в свой адрес принимая междометья.
     Мать смотрит на меня усталым взглядом,
     на «языке без слов» общаясь с сыном:
     Москва и Питер, мол, совсем же рядом.
     Мать измеряет всё своим аршином.
     
К НЕВЕСТЕ

     Мы чуточку все из Тамбова.
     В зрачках чернозёмная Русь.
     Я был там навек околдован.
     С тех пор и люблю, и борюсь.
     Мне снятся заборы «пехотки»,
     девица (сплошные глаза!).
     За ужином порция водки,
     И «против» - ничто перед «за».
     На счастье - лихая попутка.
     К несчастью - закрыт переезд.
     На нервах играет минутка.
     В сердцах матерится протест.
     Помчались. Лишь два поворота.
     Знакомый квартал у реки.
     У старой колонки ворота.
     В окошках дрожат огоньки.
     А там уж горой тили-тесто.
     Заботы - весёлой гурьбой.
     Девица-то стала невестой.
     Невеста - моею судьбой.
     
30 ЛЕТ СПУСТЯ

     Я у детства в гостях побывал.
     Рядом с домом своим постоял.
     В нём давно уж другие живут.
     И меня там не помнят, не ждут.
     Я по улицам старым бродил -
     меня чёрт здесь когда-то носил.
     Я знакомые лица искал
     среди тех, кого видел, встречал.
     У горсада дедуля седой,
     задержав на мне взгляд озорной,
     подмигнул и по-свойски сказал:
     «А ведь я тебя, парень, узнал.
     Ты у Дома колхозника жил.
     Ты с Матвеевым Вовкой дружил.
     А потом вдруг куда-то пропал.
     Говорили, суворовцем стал...»
     Ну а дальше пошли имена -
     в обстоятельствах и временах.
     Утонул. Застрелился. Сгорел.
     Ни за что десять лет отсидел.
     Занемог, выпив спирта стакан.
     Отдал ноги за пыльный Афган.
     За долги порешила братва...
     Люди русские - словно ботва.
     «Ну, бывай», - закруглился земляк,
     посадив мне на сердце синяк.
     
КАРАНДАШИ

     Ругались на столе карандаши.
     Заглавные расписывали роли.
     Зелёный, красный, синий - свет туши!
     А жёлтый и коричневый - тем боле.
     У каждого железный аргумент.
     За каждого как минимум природа,
     эпоха, исторический момент,
     знамёна, флаги и любовь народа.
     Умеючи подкрашивали ложь.
     Оттенки придавали голым фактам.
     А чёрный, встав на перочинный нож,
     Кому-то даже пригрозил терактом...
     Вошёл мальчонка, сгрёб карандаши.
     Нарисовал избушку, лес дремучий.
     И радугу в постгрозовой тиши,
     смирившую разгневанные тучи.
     
ПОДСЛУШАННОЕ

     Не жалей ты, Вань,
     что туда не вхож.
     Проживёшь без бань
     и без ихних рож.
     Ты разуй глаза:
     Морды гадкие.
     Всё у них «базар»,
     всё загадками.
     Не вздыхай по ним -
     Беспредельный люд.
     Ведь спокойно спим
     без заморских блюд.
     Что они тебе,
     с их подставами,
     да с разборками,
     да уставами!
     Вход же, знаешь, рупь.
     А за выход - два.
     Ступишь - сразу глубь,
     и черна вода...
     
УТРАТА

     У ног умирала собака.
     На джипе умчался субъект.
     Гудел безучастный проспект.
     Мальчишка тихонечко плакал.
     Стоял он, не веря в утрату,
     под окнами фирм и квартир.
     Дрожал перевёрнутый мир
     в слезах по мохнатому брату.
     
В ЧЕЧНЮ

     Зачитан короткий приказ -
     и тучей сумбурные мысли
     связали тебя и Кавказ.
     И мелочи жизни зависли.
     Ты бросил привычное «есть».
     Патроны, тушёнка по норме.
     Твоя офицерская честь -
     с бронёй на холодной платформе.
     В ушах - высочайший завет.
     В душе вдруг впервые о Боге.
     И сплошь разрешающий свет
     по трудной железной дороге.
     
* * *

     Густеет времени туман.
     Милее фон воспоминаний.
     И лет оптический обман
     снимает боль былых страданий.
     Своё у жизни решето.
     Не терпит мелочи презренной,
     нам оставляя только то,
     что выше сутолоки бренной.
     Коллизий груду вороша
     в святом порыве всепрощенья,
     роняет тонкая душа
     слезу хмельного умиленья.
     
* * *

     Беда не приходит одна.
     Глядят из углов её сёстры.
     И будто ни крыши, ни дна.
     И все пустяки уже монстры.
     Терзает позорный испуг,
     смакуя твоё униженье.
     От слов утешенья вокруг
     сквозит холодком отчужденья...
     Но вот вдруг за болью тупой
     настанет пора облегченья -
     закон пресловутой кривой,
     незлых обстоятельств стеченье.
     И вроде беда - не беда.
     Со всем её пакостным кланом.
     И скажешь себе: ерунда!
     И душу согреешь стаканом.
     
МЕЧТА

     Проснуться бы в лесу за Цной
     под трели птички озорной.
     Пройтись пешочком к тихой речке
     и перекинуться словечком
     с сидящим в лодке рыбаком.
     Не торопясь вернуться в дом,
     сорвав по ходу что-то с грядки.
     И безмятежно, без оглядки
     на вал событий, внешний мир,
     неутомляемый эфир,
     устроиться на старой лавке,
     поесть мясца с зелёной травкой,
     побаловать себя чайком
     с душистым липовым медком.
     Потом несложные задачи
     на перспективу обозначить,
     подробно обсудив с женой
     кружок гостей на выходной.
     Ну и отправиться на рынок,
     на ниву деревенских крынок,
     лукошек, связок и пучков,
     солений и окорочков...
     Вернётся лето - сядем снова
     на 31-й до Тамбова.
     На снимке: В. МАРКУШИН по возвращении из командировки в Белоруссию (последнее фото).



Назад

Полное или частичное воспроизведение материалов сервера без ссылки и упоминания имени автора запрещено и является нарушением российского и международного законодательства

Rambler TOP 100 Яndex