на главную страницу

7 Декабря 2011 года

Без грифа «секретно»

Среда

Версия для печати

Жизненный выбор Филби

Николай ДОЛГОПОЛОВ.



20 декабря 1920 года был организован Иностранный отдел (ИНО) ВЧК при НКВД РСФСР. Этот день сотрудники и ветераны Службы внешней разведки Российской Федерации отмечают как дату основания своего исключительно важного государственного института, непосредственно участвующего в обеспечении национальной безопасности. Накануне 91-й годовщины СВР России в издательстве «Молодая гвардия» в серии «Жизнь замечательных людей» (ЖЗЛ) вышла книга писателя и журналиста Николая Долгополова «Ким Филби». Она рассказывает о жизни и деятельности нашего великого разведчика англичанина Кима Филби (1912–1988), которому 1 января 2012 года исполнилось бы 100 лет. Редакция обратилась к Николаю Михайловичу Долгополову с просьбой поделиться материалами, которые легли в основу только что вышедшей книги.

     Наша беседа с Руфиной Ивановной Пуховой-Филби началась так. Я всегда очень боюсь, что подведёт техника – откажет диктофон. Поэтому проверяю пару-тройку раз во время разговора, идёт ли запись.
     Руфина Ивановна улыбнулась:
     – Не волнуйтесь. Не получится, встретимся ещё раз и я снова вам всё расскажу.
     Шутка, ровное настроение задали тон встрече. Ко времени нашего первого, или, точнее, официального, знакомства я уже здорово проникся идеей книги о Киме Филби. Прочитал, полагаю, всё, что только удалось достать на заданную тему на русском и прочих освоенных мною языках.
     Почти всё, в том числе книгу Руфины Ивановны «Остров на шестом этаже» о восемнадцати прожитых с Филби годах, написанную искренне, честно, с поразившим меня литературным мастерством.
     Вместе с Руфиной Ивановной участвовал в первой беседе ещё один человек. Собеседник, назовём его так, часто встречался с Филби по работе. Пользовался расположением его семьи. После ухода Кима Собеседник, как это принято в Службе внешней разведки России, по-прежнему помогает Руфине Ивановне. В курсе её дел, забот. У них общий язык. И общий взгляд на многие события, связанные с великим разведчиком...
     Перехожу к нашему с Руфиной Ивановной разговору.
     
Медовый месяц в Сибири

     – Руфина Ивановна, как вы решили взяться за «Остров на шестом этаже»?
     – После долгих колебаний я наконец решилась написать книгу, – призналась моя собеседница. – Села за стол, задумалась, а в голове пусто. Была в отчаянии. Столько лет прожила с таким необыкновенным человеком, а сказать нечего. Рассказать о семейной жизни? Но, как известно, все счастливые семьи... и т.д. Кому это интересно? Потом, постепенно успокоившись, стала вспоминать какие-то забавные эпизоды и записывать их. А затем стали выплывать другие картинки из нашей жизни. И так родился наш «Остров».
     – Какая черта вашего мужа главная?
     – С чего начать? Первое, что приходит в голову, – это пунктуальность Кима. Хотя это и не самое главное, но я говорю об этом, так как Ким не мог привыкнуть к постоянным опозданиям сотрудников. Это его просто обескураживало. Тем более он говорил, что за рубежом все его контакты были необычайно пунктуальными. А здесь куратор всегда звонил по телефону и назначал время встречи. Например, говорил, что придёт через двадцать минут. Ким уже ничем не может заниматься и в ожидании шагает из угла в угол. Проходит двадцать, сорок минут, а то и больше, и появляется посетитель как ни в чём не бывало, без извинений, объяснений.
     Разумеется, были люди и очень пунктуальные. Так появился у нас новый куратор Виктор Иванович. Он запомнился не только своей пунктуальностью. Это был человек очень ответственный, интеллигентный, в общем, приятный во всех отношениях. Он был не единственный в своём роде, но с ним связана интересная история.
     Ким мне рассказывал, что, когда он путешествовал по Сибири, у него был замечательный переводчик: «Он меня поразил своим знанием английского языка. Такие употреблял обороты, что я только удивлялся. Далеко не все англичане так хорошо владеют своим языком». Фамилию Ким не помнил.
     Однажды, когда пришёл Виктор Иванович, они с Кимом разговорились. Оказалось, что Виктор Иванович сибиряк, учился в Иркутске. И Ким стал рассказывать историю о необыкновенном сибирском переводчике. А наш куратор спрашивает: «Вы меня не помните? Это я был вашим переводчиком».
     Кураторы часто менялись. Кто-то задерживался дольше, кто-то меньше. Не успеет Ким привыкнуть к одному, появляется другой. К кому-то Ким привязывался, считал своим другом. И вдруг этот человек, не сказав ни слова, исчезал...
     Собеседник: Это большая проблема. С одной стороны, старались, чтобы с Филби работали действующие сотрудники и чтобы Ким, опытнейший профессионал, чувствовал это. Можно было пенсионеров ставить. Но к чему? А с другой стороны, не всегда расставание по разным причинам происходило, скажем, корректно. Филби был действительно человеком тонким, деликатным, остро чувствующим.
     
В путь по необъятной

     – Судя по вашему «Острову», вы немало попутешествовали...
     – Да-да. Когда Ким сделал мне предложение, он пригласил меня поехать в путешествие по Сибири. Как в медовый месяц. Меня это позабавило. Я про себя подумала, что свадебное путешествие по Сибири, особенно для англичан, звучит по меньшей мере странно, а для многих иностранцев – даже пугающе. Но я любила путешествовать, а раньше, до Кима, у меня такой возможности не было. Поехали мы туда в 1971-м и получили большое удовольствие.
     – В какой из зарубежных стран, где довелось побывать, вам больше всего понравилось?
     – В Болгарии, и мы стали ездить туда каждый год. В ГДР тоже понравилось. Но у Кима осталось застарелое предубеждение ко всему, что связано с Германией, неприязненное отношение к немцам, засевшее в нём ещё со времён войны, поэтому он долгое время отказывался от приглашений. Но потом, в 1980 году, мы всё-таки поехали. И вопреки нашим ожиданиям многое понравилось. Мы много путешествовали. Запомнилась прогулка на катере по Вайсензее. Два дня провели в Дрездене, где наслаждались шедеврами прекраснейшей галереи. И всё здесь проходило чётко и пунктуально.
     – Вы пишете, что познакомились с ныне таким знаменитым Маркусом Вольфом – главой разведки ГДР, который говорил по-русски. Общаться с ним было легко?
     – Да, конечно. Я ничего не знала тогда о Маркусе Вольфе. Удивилась, когда он вдруг заговорил со мной по-русски: «Как вы хорошо говорите по-русски». И он мне признался, что долгие годы прожил в Москве.
     – Вольф мне тоже показался человеком в общении лёгким. Мне он, как и вам, запомнился. Слышал, что, когда по приглашению министерства внутренних дел ГДР к ним в гости приезжал на отдых советский нелегал Абель – Фишер, Вольф не ограничился только хорошей экскурсионной программой. Фишер встречался с немецкими разведчиками, делился опытом. Он не пытался использовать Филби таким же образом?
     – Нет. Мы встречались с ним на банкетах, на прогулках, и отдельных профессиональных бесед у них не было. Та поездка в ГДР стала для Кима, к сожалению, последней.
     – Впечатление, что вы с Кимом всегда были вместе.
     – Прежде всего он был домосед. Откуда бы мы ни возвращались, он всегда произносил: «Дома лучше». И ещё, чтобы я была всегда рядом. Очень редко Кима увозили на официальные встречи. Это были единичные случаи.
     – А с Андроповым были встречи?
     – Да, Ким с ним встречался.
     – Одна, две?
     – Точно не помню. Кажется, одна. А если снова о загранице, то поначалу не очень хотели нас куда-то пускать. Естественно, подразумевался только соцлагерь. Но «окно в Европу» нам открыла Чехословакия. Чехи первыми издали книгу Кима «Моя тайная война», даже раньше, чем она вышла в Советском Союзе. Они перевели её с английского. Это звучит абсурдно, но ГДР, Болгария переводили книгу на свои языки с русского языка.
     Чехи же исключительно аккуратно составили договор, приготовились выплатить гонорар. И Ким сказал, что надо за ним поехать. Это был хороший повод, чтобы нас выпустили. И мы с удовольствием прокутили там гонорар. Это была наша первая и очень интересная заграничная поездка.
     – В 1978 году вы были на Кубе – путешествие оказалось удачным, но не совсем. Оно здорово затянулось по разным причинам. Но почему вам вдруг было сказано, что лучше остаться на время вдали, на Кубе? Ведь с 1963 года всё так далеко ушло.
     – На самом деле я не знаю, существовала ли какая-то опасность. Но в те годы царила повышенная подозрительность, столько всего мерещилось. Может быть, появился какой-то журналист или вообще какое-то подозрительное лицо? А Ким только смеялся. Что из того, если даже кто-то его ищет? Считал, что ему ничто не угрожает. Говорили, что его могут убить, а он уверял, что не может кто-нибудь приехать с таким намерением.
     
Витали в воздухе угрозы

     Собеседник: Тут, позвольте, я вам проясню. Безопасность Филби действительно нас заботила. Руфина Ивановна знает, а вам – расскажу. Ким здесь, в Москве, звался другими именами, выдавал здесь себя за прибалта. В «Острове» у Руфины Ивановны об этом написано.
     Филби был уверен в собственной безопасности. Жил под другой фамилией, которую ему потом ещё раз сменили на более подходящую. И тем не менее Руфина Ивановна, а не сам Филби, стала ходить на почтамт за письмами и газетами, вспомнил я.
     – Это потому что так мне сказали, – пояснила Руфина Ивановна.
     Собеседник: Я бы хотел ещё раз вернуться к теме безопасности. Тут всё не так просто. То была защитная реакция на реакцию Великобритании. Эти вещи естественны для 1960–1970-х годов. Что-нибудь проскальзывает в их печати с полуугрозой, а у нас в те времена такое воспринимали серьёзно. Это Ким мог считать, что никто и никогда не решится, не посмеет. Но там шла определённая работа прессы, публиковались определённые статьи. На него периодически начинался накат: предатель, мол, продал Великобританию и прочее...
     Публикации до сих пор идут, и разные. Полтора года назад вдруг ни с того ни с сего зимой в минус 30 Руфине Ивановне звонок: я внучка, дочка Джона. Хочу быстренько к вам в гости приехать. Но мы же не знаем... Вот такие приезды.
     – А сын Джон жив?
     – Нет, Джон умер. Это я узнала от внучки. А если говорить о той поре, то сам Ким не верил, что угроза для жизни может прийти из Великобритании. Ясно, его могли искать английские журналисты. Он сам не хотел встречаться с ними. Но когда предупреждали об угрозе для жизни, он, как бы ни считал, что это ерунда, всё равно подчинялся всем правилам. «Мы должны уехать или мы не можем ходить туда-то, мы не можем выходить без охраны» – всё это он соблюдал. И вот ещё что говорил: «Если со мной что-то случится, будет отвечать...»
     – Куратор?
     Собеседник: Кто ж ещё. Ким всегда об этом помнил. Поэтому он вёл себя очень осторожно.
     Нельзя забывать о всех тех диверсионных группах, которые засылались западными спецслужбами в СССР (и после предупреждений Филби арестовывались. – Н.Д.). Там были националисты – прибалтийские, кавказские, среднеазиатские. Все те, кто во время войны переходил к фашистам. А мы же не знали, кто из них жив, чьи родственники остались... И потом, сколько на белом свете разных шизофреников. Одна квартира, в которой он жил, засветилась. Приезжал, по-моему, его сын. Парень хороший. Но что дальше? И пришлось срочно подыскивать новую.
     Скажем так, Ким, может быть, даже не до конца осознавал важность той информации, которую он за столько лет передал. Он работал и работал. Но когда люди сидят тут, в Центре, и всё анализируют, это представляется иначе.
     А теперь я о несколько другом. Работая в Англии, он любил разговаривать с нашими товарищами. Одно дело, когда документы передаются в толпе. Другое – общение, беседы где-нибудь в безопасном месте. Переживал, когда таких бесед не было. Во время войны просил рассказывать, «какое у нас реальное положение на фронте». Понимаете, «у нас».
     А когда такой человек передаёт документы, а ему – «спасибо» и разбежались, то, конечно, неприятно. Филби повторял: «Я хочу, чтобы со мной работали». И в этом он был весь. Или его героизм ещё во время гражданской войны в Испании. Тяжелейшее получил ранение. Эпизод, когда все, ехавшие с ним в одной машине, погибли, а он чудом остался жив.
     – Об этом он рассказывал, мистика какая-то, – добавила Руфина Ивановна. – Сидел всё время на одном месте. Потом остановились, он обошёл машину, пересел, и это его спасло. Отделался лёгким ранением в голову. Признавался мне: «Не мог понять, почему я пересел. Все погибли, а я – остался».
     Почему первые годы Филби в Москве были такими тяжёлыми? – спросил я, обращаясь к Собеседнику. – Человек приезжает с верой, с желанием работать. И – безразличие. Или это был такой этап нашей истории?
     Собеседник: Это совпало с нехорошим периодом. Думаю, то были самые тяжёлые годы: до прихода Андропова и после развала Хрущёва, когда по многим областям нашей жизни был нанесён удар серьёзный. По разведке в том числе. Ким приехал, а начальники менялись – приходили и уходили. Может быть, и с этим было связано. Плюс кризис карибский, политические изменения в стране – не до этого было...
     Я думаю, что в определённой мере это была ошибка. Филби можно было намного больше использовать. Тем более с учётом его энергии и характера, конечно, его уровня. Это надо же ещё представлять, какой уровень: не просто какой-то рядовой сотрудник, а один из руководителей британской разведки.
     
(Окончание следует.)




Назад

Полное или частичное воспроизведение материалов сервера без ссылки и упоминания имени автора запрещено и является нарушением российского и международного законодательства

Rambler TOP 100 Яndex