(Продолжение. Начало в № 154.)



     Когда невольный мой собеседник выразил полное согласие подчиниться, я, наконец, опустил клинок. Полковник обмяк и повалился в кресло, опершись локтями о край столика, сжимая виски побелевшими кулаками и судорожно вдыхая воздух открытым ртом.
     Хладнокровно отерев саблю о зеленое сукно, совсем еще недавно знавшее победы иного толка, я убрал саблю в ножны и взял со стола роскошный «Lepage» – свой трофей, законную военную добычу, от которой отказался бы только идиот. Впоследствии я еще несколько раз забирал себе оружие сраженных мною противников, но никогда не прикасался к чему-либо еще... Взяв пистолет, я проверил, как ввинчен кремень, есть ли порох на полке – и взвел курок.
     – Учтите, полковник, – предупредил я, когда мы уже выходили из комнаты – он впереди, я сзади, – что сигналом атаки для моих людей назначен пистолетный выстрел. Ежели вы попробуете поступить не так, как мы условились, этот выстрел окажется последним, что вы услышите. Мой пистолет будет все время нацелен вам в сердце... За тем будут залп, атака – и кровь ваших драгун обозначит вам дорогу в ад!
     – Князь, ma parole d’honneur! – с горечью проговорил полковник.
     В его искренности я не сомневался.
     Мы вышли на крыльцо, освещенное заревом пылавших во дворе костров. Полковник стоял впереди, его было хорошо видно всем находившимся перед домом, а я черной тенью оставался за его спиной, упирая ствол пистолета ему под левую лопатку. Багровый отсвет пламени скрывал мертвенную бледность лица моего спутника. Солдаты заметили командира, и шум на дворе быстро стих. Полковник приказал строить взвод – распоряжение было выполнено в считаные минуты. Подбежали, как и было между нами условлено, часовые от коновязи и ворот... Солдаты в красных мундирах и блестящих медных касках; при оружии стояли в строю, смущенные неожиданным ночным построением, и удивленно перешептывались. Затягивать ожидание было нельзя: опытные рубаки могли заподозрить неладное, а тогда уже никакой полковой командир не смог бы с ними управиться.
     – Командуйте! – шепнул я, вжимая ствол пистолета в спину полковника.
     Тот вздрогнул, весь напрягся и приказал повернуть налево кругом. Затем скомандовал взводу быстрее идти к амбару, что темнел на полпути от усадьбы к деревне. Люди пошли по указанному маршруту, полковник – за ними, а я – у него за спиной...
     В тот момент, разумеется, я начисто позабыл про дивные ножки, шелковые чулки и бирюзовые глаза. Меня беспокоило теперь совершенно иное: как сделать, чтобы в случае провала моего замысла прозвучали не один, а несколько выстрелов? Допустим, я застрелю полковника – и драгуны, что будет всего вернее, тут же изрубят меня палашами. Тогда мой унтер, услыхавший пистолетный хлопок, сам прискачет к ним в руки... Ничего дельного, однако, придумать я не мог и решил полностью положиться на волю Всевышнего.
     Вскоре мы подошли к амбару. Здесь полковник приказал взводу состроить ряды, а затем составить ружья в козлы и отцепить палаши. Раздались удивленные голоса, но полковой командир тут же пресек все вопросы и распорядился заходить в амбар...
     Великое счастье, что мне запомнилось это прочное строение с тяжелыми дубовыми дверями и решетками на узеньких окнах! Когда я приезжал в усадьбу с нашими офицерами, кто-то из них рассказал, что господин Левчук якобы использует это строение для содержания несостоятельных должников, в прах проигравшихся. Амбар так и окрестили – «долговой тюрьмой».
     После того как в помещение зашел последний из солдат, я поспешил затворить дверь и с помощью полковника задвинул два тяжелых засова. Саксонцы оказались в плену! Подняв вверх пистолет, я выстрелил. Люди в амбаре загомонили, закричали, стали бить ногами по дверям, тщетно трясти решетки... Их вероломный командир, оглядываясь на меня, подошел к окошку и в нескольких словах объяснил, что взвод окружен русскими гусарами и сопротивление бесполезно. Ответом ему стали возмущенные крики: солдаты были готовы сражаться и дорого отдать свою жизнь.
     Не знаю, что чувствовал теперь полковник и сильно ли раскаивался в собственном поступке – однако идти на попятную он уже не мог...
     Издалека раздался топот копыт: это скакал мой унтер, ведя в поводу Арапа.
     – Давай сюда, быстрее! – крикнул я и, щадя самолюбие полковника, а также в надежде несколько успокоить его людей, стал приказывать по-французски: – Одного часового к амбару, и чтобы никто больше на территорию усадьбы не заходил! Послать один пикет на главную дорогу, второй – к деревне! Послать эстафету в полк, чтобы немедленно прислали сюда подкрепление...
     Тут подскакал мой унтер, лицо которого выражало чувство радости и облегчения. В двух словах я рассказал ему все происшедшее, не уточняя, разумеется, каким образом я оказался в комнате, где нашел саксонских офицеров... Потом я поручил гусару охранять амбар, привязав коней неподалеку, а сам повел полковника обратно к дому.
     – Сейчас вы придете к хозяину, уже без меня, – говорил я ему по дороге. – Скажете, что ваши люди перепились и буянят, а потому в целях безопасности вам придется запереть хозяина в спальне... При этом ключ, как бы по рассеянности, вы унесете с собой... Лакейскую и девичью запирайте без объяснений. Жду вас на лестнице!
     После всего происшедшего я понимал, что полковник всецело находится в моей власти и будет покорно выполнять любые распоряжения...
     Минут через пять мой пленник со вздохом вручил мне увесистую связку ключей. Тогда я отвел его в буфетную, где находился шкафчик с наливками, которые, несомненно, могли скрасить печальное одиночество представителя союзных Наполеону войск, и самолично запер дверь на ключ.
     

     (Продолжение следует.)