Наш собеседник
     Генеральный директор ОАО «РИТЭК» Валерий Исаакович ГРАЙФЕР. Родился 20 ноября 1929 года в Баку, в семье военнослужащего. В 1952 году окончил Московский нефтяной институт имени И.М. Губкина. Профессиональную деятельность начал в Татарии, прошел путь от помощника мастера по добыче нефти до главного инженера объединения «Татнефть». В 1972 году был приглашен в Москву в Министерство нефтяной промышленности СССР, занимал должность начальника планово-экономического управления. В 1985 году был назначен заместителем министра - начальником «Главтюменьнефтегаза». В 1992 году организовал известную в России и за рубежом компанию «РИТЭК». Председатель Совета директоров ОАО «НК «ЛУКОЙЛ», академик Академии горных наук РФ, профессор РГУ нефти и газа имени И.М. Губкина. Лауреат Ленинской премии, награжден орденами Ленина, Трудового Красного Знамени, «Знак Почета», «За заслуги перед Отечеством», Дружбы.

     - Буквально каждый день нам сообщают, что цены на нефть побили очередной рекорд. Отсюда следует элементарный логический вывод: российский нефтяной бизнес сегодня является сверхприбыльной сферой экономики. Но так ли это на самом деле?

     - Вопрос очень интересный! Действительно, общее представление такое, что чем выше цена на нефть, тем, конечно, выше прибыльность и рентабельность производства. Так вот, я хочу открыть вам реальное положение дел – но тут, извините, одними словами, без цифр, не обойтись. Было время, когда баррель нефти стоил $9. Сейчас баррель «брента» – это нефть Северного моря – стоит $70. Так вот, нехитрые расчеты показывают, что доходность у нефтяников – при цене $9 за баррель и $57 – примерно равные.

     - Валерий Исаакович, извините, я вас правильно понял?..

     - Повторяю: примерно равные! Когда вы слушаете Глазьева, Хакамаду, которые очень озабочены, куда деть вот эти сверхприбыли нефтяников, то знайте: они просто не учитывают, что есть очень крепкие государственные органы, такие как Таможенный комитет, налоговое министерство, Минфин, которые тоже этим озабочены. Но только они гораздо прагматичнее, чем наши великие политики и экономисты. Поэтому налоговые нагрузки растут не то что адекватно, но с опережением...

     - Интересно... У нас ведь только и говорят про снижение налогов и «улучшение налогового климата в стране».

     - Это говорят... Но вот, например, есть такой налог, который называется НДПИ – налог на добычу полезных ископаемых, к которым относится и нефть. Изначально этот налог имеет некое номинальное значение: 400 с лишком рублей за тонну, и за каждую тонну добытой нефти мы платим этот налог. Так вот, уже за июль месяц этот налог составил 2.111 рублей, т.е. в пять раз выше, чем тот самый номинальный уровень.

     - В июне этот налог был ниже?

     - Да, в июне он был на уровне 1.919 рублей – но он вырос, и он растет. Установлена прямая зависимость этого налога от мирового уровня нефти: чем выше мировой уровень нефти, тем и НДПИ выше. Так что, как я сказал, при сегодняшнем значении НДПИ мы платим более двух тысяч рублей.

     - И это, как понимаю, еще не все...

     - Да, кроме того, есть и таможенная пошлина, которая также находится в прямой зависимости от цены на нефть. Это второе, так сказать, наказание... Хотя за одну и ту же «провинность» – работать в условиях постоянно повышающейся цены на нефть – должно быть одно наказание, а тут на самом деле целая система... Так вот, это - рост таможенной пошлины. Изначально она находилась на уровне нескольких десятков долларов, а сейчас это уже - $136 за тонну. Поэтому если предположить, что сегодня цена за тонну колеблется где-то в пределах $400, то из них $136 сразу уходят в качестве таможенной пошлины, кроме того, более $70 уходят в качестве НДПИ... Как видите, один только этот налог и таможенная пошлина уже составляют половину цены. То есть мы уже оказываемся «ополовинены».

     - Из ваших слов уже можно сделать вывод, что это далеко еще не все «поборы»...

     - Конечно! Есть ведь еще и так называемые налог на прибыль, налог на имущество, и т.д., и т.д., а кое в каких районах есть даже налог «на вывод собак». Это целая огромная налоговая система...

     - Из которой рядовому гражданину видна только самая «верхушечка айсберга». Причем она прямо-таки тает на наших глазах...

     - Вот-вот! Но понимаете, если уж мы заговорили об экономике, то больше всего в экономической политике нас волнуют вопросы реального, искреннего отношения к происходящему.

     - То есть ее «моральная составляющая»?

     - Можно сказать так. Вы слышали, принято великолепное решение: резко снижен налог на прибыль. Помните? Все кричали: «Ура! Вот это Минфин! Вот это министр!» и т.д. А ведь о том, что произошло на самом деле, работники финансовых органов как-то не упоминают. А ведь произошло... Дело в том, что раньше мы имели право изъять до налогообложения 50 процентов прибыли и направить эти средства на капитальные вложения.

     - Это значит, что доходы, которые шли на развитие производства, налогом не облагались, и таким образом это развитие стимулировалось?

     - Правильно. Вот, допустим, мы получали стомиллионную общую, так называемую грязную прибыль, и мы имели право взять пятьдесят миллионов, так называемую льготу, и направить ее на развитие. А теперь эта квота изъята. Налог платится со всей прибыли – куда бы потом она ни направлялась. Так что они как бы сократили налог на прибыль, а мы теперь на самом деле платим его на восемь процентов больше, чем платили раньше. Это прекрасно, это глубокие экономисты придумали! Так что когда г-н Глазьев хлопочет, куда и как бы ему эти наши «сверхприбыли» деть, ему нужно знать, что умные люди уже все очень хорошо разложили и все сделали.

     - То есть можно говорить, что увеличение мировых цен на нефть идет не во благо...

     - Ну, это смотря для кого. Для нефтяников в тех условиях, которые созданы сегодня, высокие цены практически ничего не дают - как я вам сказал, доходность при цене в $9 за баррель и в $70 за баррель примерно одинакова. А для страны это, безусловно, благо. Другое дело, что этим благом надо суметь воспользоваться.

     - Считается, что лучший вариант - это заложить деньги в пресловутый Стабилизационный фонд...

     - Действительно, за счет того, что в него забиралось все свыше определенного ценового предела, создан почти триллионный стабилизационный фонд...

     - Но ведь известно, что он хранится в зарубежных банках, то есть объективно работает на чужую экономику. Получается, извините, по грубой пословице про того чудака, который «жену отдал дяде...».

     - Да, именно так и получается! У нас ведь, что удивительно, даже идет дискуссия: куда деть эти треклятые деньги Стабилизационного фонда?! Почему я говорю «треклятые»? Да потому, что тот же Илларионов, советник президента, говорит: «Эти нефтедоллары, да провались они пропадом! Нам это обуза, лучше бы их не было...» - и т.д., и т.п. Но дело-то в том, что его «забота» в конце концов будет реализована. Начнется падение добычи нефти – цена ее уже падать не будет, потому что нефть уникальна, она ограничена по объемам, это понятно, так что цена будет только расти, а вот объемы добычи нефти будут падать. И это тревожно! Поэтому сегодня нужна государственная программа, и об этом должны думать все, кто заботится о безопасности государства. Учтите, что все эти замечательные разговоры о замене бензина водородным топливом и т.п. – это далекое будущее. А проблема топливно-энергетической безопасности страны очень остро стоит уже сегодня, в тематике государственной безопасности он – самый главный... У нас ведь идет стагнация добычи нефти и появляются признаки падения ее добычи. Это, к сожалению, естественно.

     - Вы можете подтвердить сказанное цифрами?

     - Ну, лично я на своем опыте пережил два крупных падения добычи нефти. Первое – в Татарии, где я работал руководителем, начиная с 1980-х по 1990-е годы. Там добыча со 103 миллионов упала до 25. Это же пике! И в Западной Сибири пришлось пережить – с 400 с лишним миллионов до 200 миллионов. Конечно, я цифры несколько округляю.

     - То есть, как понимаю, эти «стабилизационные», так сказать, средства нам следовало бы пустить на развитие своей экономики, в частности газонефтяной ее отрасли?

     - Да, в первую очередь создать условия для того, чтобы «нефтяной источник» не пересыхал - нам нельзя его потерять! Но об этом надо по-настоящему заботиться: готовить новые районы, новые регионы для организации добычи нефти, обязательно усиливать геологоразведку - ее следует поднять на порядок по сравнению с тем, что есть сегодня. Ведь мы на тонну добычи нефти в стране приращиваем новых тонн только 600 кг.

     - Для неспециалиста - это что значит?

     - Это значит, что мы открываем новых запасов почти вдвое меньше, чем мы из наших недр отбираем. К чему это ведет, наверное, рассказывать не нужно... Вот опять-таки о налогах: был такой специальный 10-процентный налог на воспроизводство минерально-сырьевой базы. Мы отдавали эти деньги в государственный бюджет, зная, что эти средства идут на стратегические поиски, на открытие новых месторождений. А сейчас именно этот налог отменили! Получилась очень большая проблема, с которой мы мириться просто не можем...

     - Риторический вопрос: кому все это выгодно?

     - Только тому, кто не думает о перспективах, о будущем, в том числе и будущем всей России. Есть ведь и компании – я не буду их называть, они, в общем-то, общеизвестны, - которые считают, что нужно сегодня снять пенку – ну и слава Богу, - можно загулять на все четыре части света... Но это неправильно, так нельзя. Это люди на час, и их прибыль часовая, а не стратегическая. Вы спрашивали, прибыльный ли наш бизнес - я задам вопрос, какую прибыль вы имеете в виду: сегодняшнего дня или ту прибыль, которая обеспечивает развитие? Те условия, в которых сегодня работают нефтяники, такого развития не обеспечивают. Зато можно получать прибыль, если изловчиться и постараться поменьше заплатить налогов, если не заниматься разведкой, не вкладывать деньги в развитие, скважины не бурить... Вы знаете, что сегодня в нашей нефтяной отрасли простаивают около 40.000 скважин? Это же трагедия для России!

     - Почему же они простаивают?

     - Ну, это те скважины, которые так, на первый взгляд, не дают прибыль. Раз они не дают прибыль, а хочется этой прибыли побольше, то давайте мы эти скважины и остановим. Затраты на них нести не будем, зато получим дополнительную прибыль. В некоторых ВИНКах – вертикальных интегрированных нефтяных компаниях – стоит по 40 – 45 процентов фондов скважин.

     - Валерий Исаакович, вы вот резко говорите, но думаю, что у многих из наших читателей уже возник вопрос: а сколько процентов скважин стоит у вас в «РИТЭКе»?

     - За этот вопрос спасибо, тут уж я немножко похвалиться могу - хотя, может быть, с позиций оппонентов этим хвалиться и не стоит... В «РИТЭКе» стоят только те скважины, которые находятся в ремонте. Только они и простаивают, а как такового простаивающего фонда нет. Мы бережем каждую скважину. - А вообще, чем плохо, что какие-то скважины простаивают? Почему вы называете это трагедией?
     - Каждая скважина должна разработать определенный объем запасов. Скважина стоит, ее окружают вот эти запасы, которые находятся на учете, и только она может их взять - другая скважина, находящаяся здесь, эти запасы в полной мере забрать уже не может. Так вот, в итоге консервируются огромные запасы, нарушается технология разработки месторождения... Я не говорю о целом ряде проблем, связанных с экологией, с надежностью оборудования, с развитием машиностроения и т.д. В общем, это вещь совершенно нетерпимая. Но, к сожалению, борьба за так называемую прибыльность обычно этим и кончается...

     - Позвольте задать совершенно наивный вопрос: а может, это лучше, если мы перестанем сейчас выкачивать свою нефть, и она просто сохранится на будущее?

     - Мы вычерпаем свою нефть только в том случае, если не будем наращивать ее запасы. А где наращивать – эти места у нас есть. Даже, кстати, в привычных, традиционных районах нефтедобычи: на Северном Кавказе, в Урало-Поволжье, особенно в северной части страны – Тимано-Печорская провинция, Ямало-Ненецкий округ, куда вышел «РИТЭК», – это Надымская зона... Наше самое северное месторождение – Сандибинское, на берегу Обской губы, это уже 68-я параллель. Люди там работают вахтовым методом. Здесь, на Трехбугорье, стоят наши танкеры, которые Северным морским путем везут эту нефть на экспорт. И это тоже великая государственная задача нефтяников – освоение месторождений Севера. Весь Ямал – углеводородный: там и нефть, и конденсат, и газ. Но тоже инфраструктуры нет никакой...

     - То есть можно так сказать, что у страны есть фронт работ для того, чтобы изменить тенденцию снижения добычи нефти?

     – Добавлю: очень тревожную тенденцию! Так вот, фронт работ-то есть, но вот ведь какая штука... Если обратиться к истории нефтяной промышленности нашей страны, то вы увидите, что когда поднимался какой-то район, а потом, в силу естественных технологических причин, вырабатывались запасы и добыча падала, – на смену этому району приходил новый. Всем известно, было Закавказье, было Баку – Первое Баку, Основное Баку... Баку начал снижать добычу – ему пришло на смену Урало-Поволжье.
     

Продолжение >>>