В тот день группа спецназовцев отправилась в поиск. Командиром группы шел Михаил Грушев - душа компании, весельчак и балагур, двадцативосьмилетний капитан был отличным командиром. Бойцы любили его, знали - если Груша рядом, все будет в порядке.
     Работали в лесах. Их задачей было обнаружение схронов и стоянок бандформирований. Проходила информация, что где-то здесь боевики намереваются устроить очередную пакость.
     Первые сутки прошли без происшествий. Никем не замеченной группа прошла два десятка километров. Вечером стали устраиваться на ночевку. Разбились на тройки, организовали круговую оборону - Грушев с радистом в центре, пять троек - по периметру. Игорь с Сашкой конечно же соседи.
     Всю ночь лежали, вслушиваясь в темноту. Никаких палаток, костров или спальников - прямо на земле, в полном обмундировании. Дремали по очереди - один спит, двое наблюдают.
     Ночь тоже прошла спокойно. Утром, чуть только рассвело, начали готовиться к выходу. Игорю уже стало казаться, что за этот рейд вообще ничего не случится. Не найдут они никаких схронов и никаких боевиков - слишком уж спокойно было вокруг.
     А потом...
     Игорь поднял голову и увидел «чехов». На полянку, где расположилась группа из пятнадцати спецназовцев, словно лавина, выкатились полсотни вооруженных до зубов боевиков.
     — За нами трасса была, они уже конкретно на засаду шли, готовились какую-то колонну разбить, - вспоминает Мокаров. - А тут - мы. Они вышли прямо на нас, наткнулись прямо на Сашкину тройку. Их было человек сорок - пятьдесят. Все вооружены до зубов. И - понеслась.
     Дальше все происходило очень быстро. Секундная пауза - обе стороны оторопели, никто не ожидал оказаться с противником вот так вот - нос к носу, сразу, без подготовки. А потом - шквал огня.
     — Они выходили из кустов группами по несколько человек и сразу начинали стрелять. Затем обтекали нас с двух сторон и снова уходили в лес. И пока шли - стреляли. Огонь велся отовсюду. Невозможно было оторваться от земли - трассера неслись в нескольких сантиметрах над головой. Гранаты рвались одна за одной, «мухи», подствольники - работало все. Поначалу показалось даже, что сразу всех убило...
     «Чехи» открыли огонь из всего, что у них было. Первыми же выстрелами ранило капитана-артиллериста, который был прикреплен к группе для корректировки артогня. Пуля вошла между пластинами бронежилета и разворотила ему грудь - Игорь видел дыру с кулак в его теле. Но капитан был еще жив. Потом выстрелом из гранатомета ранило одного срочника. И сразу же вслед за этим - Сашку.
     — Он закричал. Я слышал его по рации, он говорил, что его ранило. Нас отделяло всего метров десять, но пробиться к нему было нельзя.
     В Сашку попали три раза - сначала пуля раздробила бедро, потом его несильно задело осколком, а потом граната разорвалась в нескольких метрах и осколок насквозь пробил ему живот. Отстреливаться он уже не мог.
     Кажется, только что они были силой, только что их было пятнадцать человек и они были организованны и представляли собой единое подразделение - сильное и умелое, как вдруг все изменилось, и через минуту каждый сам по себе, каждый превратился в отдельную огневую точку, и исход боя зависит теперь только от того, как будет драться каждый из них. И Сашка уже лежит в траве, истекая кровью, а у капитана-артиллериста разворочена грудь, и еще кто-то убит и многие ранены, и Грушев уже не может руководить боем, потому что какое тут к черту руководство - головы не поднять, надо драться и стрелять, вот и вся наука, а смерть все валит и валит из кустов нескончаемым потоком и кажется, что настает твоя очередь умирать...
     Сашку надо было вытаскивать, но преодолеть эти десять метров Игорь не мог. Их могло разделять и три метра, и метр, и десять километров - это уже не играло никакой роли. В бою время и расстояние меняют свои значения и у человека уже не хватает жизни, чтобы преодолеть эти десять метров. Люди попросту столько не живут - слишком далеко, слишком долго. Расстояния войны - сантиметры, время - секунды. Прошло всего несколько минут, а ты уже десять раз умер, десять раз воскрес и десять раз убил человека...
     И все же в том бою оказалась пауза. Секундная пауза, когда огонь даже не прекратился, а лишь чуть-чуть ослаб.
     Игорь приподнялся, изготовясь к перебежке, и в этот момент прямо у него под ногами разорвалась граната.
     — Помню, меня в ногу толкнуло что-то. Отбросило на спину, я сначала и не понял ничего. Потом чувствую - на животе липкое. Рукой потрогал - кровь. Осколок вошел в бедро почти у самого сустава, пробил ногу и застрял в заднице. Смотрю, кожа лопнула, а из мяса железо торчит.
     Бой закончился так же внезапно, как и начался. Воевать со спецназовцами не входило в планы «чехов» - у них была иная задача. Обойдя группу и оставив на поляне своих убитых, боевики ушли в лес.
     В первую секунду Игорю показалось, что из его группы не выжил никто. Все были в крови - не поймешь, кто ранен, кто убит, на ком просто чужая кровь.
     — Когда «чехи» ушли, я вообще думал, что на этой поляне одни убитые. Только я остался. Как волна, выкатились из леса, раздолбали нас, обтекли, словно вокруг камня, и снова ушли. Этот бой был одним из самых жестоких. И до него, и после было много боестолкновений, но такого, как в тот раз... И длился-то он всего минут десять... Но мы им тоже хорошо наваляли.
     Потом зашевелились потихоньку, стали подниматься с земли. Оказалось, что все не так уж и плохо, как он подумал в первую минуту - у страха глаза велики. Снова подал голос Сашка - жив, братишка!
     Раненая нога стала неметь. Кожа на ягодице лопнула, и из нее торчал зазубренный осколок. Игорь попробовал вытащить его руками, но осколок сидел крепко. Повезло еще, что граната была от подствольника - осколку не хватило силы пробить ногу насквозь. Если бы была «эргэошка» или, не дай бог, «эфка» - на выходе вырвало бы кусок мяса размером с кулак.
     Появилась боль. Мокаров послал бойца из своей тройки к командиру - у Грушева всегда с собой был спирт. Хотелось хлебнуть глоток.
     Боец вернулся через полминуты - Грушев убит - осколок от «Мухи» попал ему прямо в затылок; связист, который был рядом с ним, от этого же взрыва поймал больше десяти осколков в рацию - только она и спасла, а то были бы они все у него в спине, но связи больше нет; артиллерист уже почти умер, Сашка в очень тяжелом положении, ранения почти у всех...
     В Ханкалу их с Сашкой везли одним бортом. Сашка потерял очень много крови, ослаб. Сразу с борта его унесли на операционный стол. А потом на операцию унесли и Игоря.
     — Резали под местным наркозом. Собственно, даже и не резали - хирург просто взял осколок щипцами и вытащил его вместе с куском мяса. Края у осколка зазубренные, и он, когда через ногу шел, граммов сто мяса по дороге нацеплял. Я думал, мне это мясо обратно как-то прилепят, а хирург его в тазик просто стряхнул, а осколок мне протягивает - на, мол, на память.
     Привезли в палату, поставили капельницу. А через несколько часов в эту же палату привезли и Сашку. Он был очень слаб, бледен, но - в сознании и даже бодр. Пытался шутить. После операции и переливания крови ему стало намного лучше. Игорь даже подумал, что это хорошо, что и его ранило вместе с Сашкой - вместе служили, вместе в госпитале лежат, вместе домой поедут.
     А на следующий день Игоря отправляли во Владикавказ. Сашка к тому времени совсем очухался. Но был все еще нетранспортабелен. Поэтому Игорь улетал один, а Сашка оставался.
     — Все будет в порядке, Сашка. Держись.
     — У нас и так все в порядке, - улыбнулся тот белыми губами. - Мы живы.
     — До встречи в Воронеже.
     — Да. До встречи.
     Во Владике Мокаров пробыл недолго - по этапу его отправили дальше, в Новочеркасск. Это совсем уж тыловой госпиталь, где он должен был выздороветь окончательно.
     В Новочеркасске провалялся около месяца. Ханкала, Владик - госпитали пересыльные, там тяжелораненых не держат, везут дальше в тыл, а в Новочеркасске...
     — Чтобы рана не гнила, ее каждый день надо чистить, - рассказывает Мокаров. - Делается это очень просто - бинт сворачивают в трубочку и пинцетом, как шомполом, протаскивают через дырку несколько раз. Представляешь, по живому мясу. Когда в первый раз чистили, врачу чуть по очкам не съездил - боль адская. А как начали привозить тех, кто в бэтээрах горел... Их каждый день по два раза перевязывали - старые бинты со спины отрывают вместе с мясом, они кричат... После этого я уже не мычал. У меня-то, оказывается, так, царапина. Даже стыдно было за такое ранение.
     Чего только не насмотрелся он за это время. Был у них в госпитале один парнишка, которому в ногу попало одиннадцать пуль. От костей почти ничего не осталось. Но ногу ему врачи не отрезали, сумели собрать. Даже говорили, что будет ходить. Был еще один - бэха переехала его почти напополам, прямо по тазу. Раздавило все - кости, внутренности, мышцы. Он был весь в дренажных трубках и в шарнирах, таз ему собрали по кусочкам. Сгоревшие, разорванные, раздавленные, без рук, без ног, без глаз...
     Потом привезли одного капитана с дырой в груди. Его положили в палату к Игорю. Капитан начал рассказывать, как его ранило: шел со спецназовцами на корректировку, нарвались на «чехов»... История показалась Игорю знакомой.
     — Где ранило-то?
     — Там-то и там-то.
     — Так ты ж с нами был!
     Обрадовались встрече, как старые знакомые. Поговорили, повспоминали. Капитан сказал, что все это время был в Ханкале. Игорь решил спросить про Сашку - за все это время ничего не знал о нем.
     — Слушай, Сашка Каразамфир - не слышал про такого?
     — Как же не слышал, мы с ним в одной палате лежали. Он ведь тоже в том бою был, верно? Умер он. Через несколько дней умер.
     О чем дальше говорил капитан, Игорь уже не слышал. Сашка умер... Как это? Сашка умер...
     * * *
     Каменистая Сахара закончилась на четвертый день, опять пошли пески. Ногам стало легче, а идти - труднее. Ноги вязнут, песок забивается в берцы и стирает кожу. Вот и еще один урок - если придется воевать где-нибудь в Средней Азии, обязательно нужно иметь при себе две пары берцев - горные и обычные. Проверка формы на прочность - одно из условий тренинга.
     Но в песках уроки выживания стали интересней. Как найти воду, как ориентироваться, как не получить тепловой удар, как расходовать меньше влаги. Самое сложное - ориентирование. Здесь же ничего нету, куда ни глянь - один песок до самого горизонта. Впрочем, при желании можно найти дорогу и здесь. Умели же наши предки как-то плавать по океану вообще без всяких приборов, ориентируясь только по солнцу и звездам.
     На пятый день прошли километров восемьдесят. Больше двух третей пути. Осталось-то всего ничего. Ладно, и не такое выносили...
     * * *
     Через два месяца после ранения Игорь снова уже был в Чечне. Опять рейды, поиски, зачистки... Опять бои, потери.
     В ноябре двухтысячного, за три дня до окончания очередной командировки, несколько человек из «Руси» прикрепили на сопровождение инженерного дозора. Попросту говоря, надо было идти с саперами искать фугасы на дороге.
     Двигались парами. Впереди - двое саперов с щупами и миноискателями. Еще двое по бокам дороги. По обочинам - спецназ. Сзади тяжелым бронтозавром ползет бэтээр прикрытия.
     Игорь с Серегой Ворониным шли по правой стороне дороги. Уже почти всю трассу прошли, и скоро уже назад поворачивать. Вот до той «зеленки» и обратно. Игорь подмигнул Сереге, Серега подмигнул в ответ и...
     И наступил на фугас. Взрыва Игорь даже не расслышал. Его как паровозом сбило, удар был очень сильный. Моментально оглох. Будто во сне смотрел, как из ближайшей «зеленки» в их сторону беззвучно полетели трассера – «чехи» на месте подрыва устроили засаду. Потом глухота прошла, начал отстреливаться. Кричал, что он в порядке, что перевязка не нужна. В горячке ничего не почувствовал - боли нет, и ладно, а там разберемся что к чему. Сначала даже и не понял, что произошло в общем-то чудо - совсем не зацепило, только поцарапало осколками шею и руку. Да еще Сереге глаз осколками посекло.
     А когда отбились, в бэтээр сели - тут стало так плохо, что чуть сознание не потерял. Лягушка - паскудная такая штука, которая срабатывает, после того как убираешь с нее ногу. Что там было в землю закопано, Игорь так и не понял. Похоже, что артиллерийский снаряд. Взрыва тоже не запомнил - трудно сказать, с каким звуком разрывается снаряд, если он разрывается в метре от тебя.
     На этот раз контузило Игоря очень сильно. Так плохо ему не было еще никогда в жизни, разве что только в госпитале - там, в Новочеркасске, когда узнал, что Сашка умер.
     Приехали на базу, стали раздеваться, и только тогда Игорь заметил, что правый ботинок у него разорван. Стал снимать - кровь. Третий осколок разорвал пятку довольно сильно, но опять же по касательной.
     На этот раз от госпитализации Игорь отказался - решил остаться вместе с отрядом. Все равно через три дня домой, там и долечится, что зря по госпиталям мотаться. А вот Серегу Воронина все-таки пришлось госпитализировать - глаз ему все же выбило.
     Снова госпиталь, снова врачи и больничная койка.
     После выписки окончил школу прапорщиков, стал заместителем командира взвода.
     Потом - очередная командировка в Чечню. Летом 2001-го чистили Аллерой и Центорой - селения кадыровского тейпа. «Чехи» дрались за каждый дом - это была не «зачистка», а самый настоящий штурм. Опять потери - только что прибыло пополнение, солдаты были неопытные и порой погибали из-за пустяка. Например, выходит из ворот мужик и идет к солдату. Тот на него смотрит - не знает что делать. А боевик спокойно подходит, достает пистолет и в упор стреляет солдату в голову. Запомнилось, как одному пулеметчику пуля попала в сферу и застряла в забрале...
     После командировки - очередной виток в карьере - Военный университет Внутренних войск МВД РФ. Получил звание лейтенанта, вернулся в свою же группу командиром взвода. А еще через два года стал командиром группы.
     — Увольняться пока не собираюсь. Я достиг высшей ступеньки своей карьеры, все, о чем мечтал, сделал. Офицер, командир группы спецназа. Дальше только в штаб, но мне этого пока не хочется. Мое место здесь, мне нравится эта
     работа.
     * * *
     Меньше чем за неделю сделали 125 километров. Последний день Палкевич поднажал и в авральном темпе они почти пробежали четверть сотни километров. Впрочем, это даже и к лучшему: по крайней мере теперь у них был один лишний день. Выходной.
     Провели его в Марракеше - гордости Марокко. Ничего так город. С каретами, крепостными башнями и заклинателями змей. Экзотика. Во второй половине дня поехали на побережье. На океане был шторм - балла четыре. Никто не купался. Впрочем, здесь и без шторма никто не купается - зима, холод по местным меркам собачий - градусов двадцать пять с ветром. Марроканцы ужасно мерзнут, ходят в свитерах и куртках. Глядя на них, кутающихся при такой жаре в куртки, Игорь подумал, какие муки испытывают студенты института Патриса Лумумбы зимой в Москве.
     Но, чтобы русские побывали на океане и не искупались, такого не бывает.
     Когда все уже были в воде, на берегу появились двое закутанных в шарфы спасателей, замахали руками, стали кричать, чтоб вылезали из воды.
     Им объяснили, что это русские.
     Поняв, что перед ними спецназовцы из России, спасатели закивали головами:
     — О, la russ! O’k, guys. Get swimming. No problem. (О, русские! О’кей, парни. Купайтесь. Вам - можно).